Протоиерей Авраамий Георгиевич Некрасов был сыном сельского священника Георгия Васильева и супруги его Марии. Родился он в селе Флоровском Горбатовского уезда, Нижегородской губернии 14 августа 1805 года и наречен Авраамием в честь преподобного Авраамия Смоленского, празднуемого 21 августа. Затем, в 1806 году родитель его был перемещен в село Ярымово того же уезда, где он служил и впоследствии скончался, и где Авраамий провел свои младенческие годы. Через это село пролегала в то время Московско-Нижегородская большая дорога, и отец Авраамий помнил хорошо 1812 год. Обозы, войска, пленные и раненые тянулись беспрерывно день и ночь, «так что, — говорил батюшка, — нельзя было иногда переждать, чтобы перейти через дорогу в церковь, и должны были ходить прямо через возы». Отец Авраамий слышал от своих родителей, что будучи маленьким он любил всех благословлять.

В 1816 году 3 марта (по другим данным 7 февраля 1817 года) отрок Авраамий поступил в Нижегородскую Духовную семинарию, где прошел полный курс со способностями, как сказано в данном ему аттестате, «очень хорошими, прилежанием ревностным, поведением честным», и был уволен в 1826 году с аттестатом первого разряда. При поступлении Авраамия в семинарию мать его Мария хотела дать ему фамилию Озерский, по озеру в его родном селе Флоровском, но по желанию близкого ее родственника, протодиакона Иоасафа Некрасова, Авраамию была присвоена его фамилия.

Родители Авраамия по своей бедности должны были восполнять свои недостатки в материальном отношении трудами рук своих. Отец занимался обработкою земли, в чем помогали ему в свободное время и дети. «Я пахал, и боронил, и жал», — говорил о себе отец Авраамий. О жнитве он вспоминал всегда с удовольствием и говорил, что в этом отношении он был всегда «на уроке»: нажать непременно сто снопов. «Бывало, постараюсь рано окончить этот урок, еще солнце высоко, чтобы иметь время порезвиться», — вспоминал он впоследствии.

В училище он жил некоторое время у инспектора семинарии, архимандрита Макария, человека весьма строгого. Впоследствии, если кто-либо из монастырских сестер пожалуется ему на тягость своего послушания, он говорил: «Это что? Тебе указано послушание! А я вот жил в семинарии у начальника строгого, которому повиновался беспрекословно».

Во время обучения в семинарии он поселился у отца ректора архимандрита Гавриила (Городкова), позже ставшего архиепископом Рязанским (причислен к лику святых). Однажды в вакационное время произошел пожар, загорелся соседний с семинарией дом. Авраамий много тут способствовал в спасении семинарской библиотеки, за что был принят на полное казенное содержание. По окончании курса его назначили на поступление в духовную академию, но отец его не дал на то благословения. Тогда предложено было семинарским правлением найти ему за себя другого товарища, что он и исполнил. 29 сентября 1826 года Авраамий был определен правлением семинарии в Нижегородское Духовное приходское училище учителем второго класса, «заживать, – по словам отца Авраамия, – казенный хлеб», так как из-за скудного в то время жалования наставникам охотников поступить на эту должность было очень мало.

Он имел желание поступить в монастырь и спасаться в иноческом образе, но Промысл Божий указал ему другое поприще, более обширное. Однажды он в раздумьях о будущем гулял по Нижнему Новгороду, незаметно дошел до Печерской часовни, стоящей вне города. Здесь, по обыкновению, сидел престарелый монах для сбора подаяний. У Авраамия явилась мысль спросить инока о избрании им рода жизни и ответ его принять за указание свыше. Смиренно он подошел к иноку и высказал свое желание поступить в монастырь. Инок ответил ему: «Зачем же ты учился? Твое ученье пропадет! Тебя учили, вот и ты должен учить других; зачем же тебе идти в монахи?» После этого Авраамий оставил думу о монастыре.

Он не знал, что для него готова невеста, дочь павловского священника отца Василия и супруги его Любови, Александра Васильевна, рожденная 25 марта 1814 года. В те старинные годы родители часто сами устраивали судьбу детей своих без их ведома; так было и в данном случае. Оставалось детям только благодарить своих родителей за попечение. 22 августа 1828 года Авраамий Некрасов сочетался законным браком с означенною невестою. 14 сентября того же года в нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре епископом Афанасием (Протопопов) рукоположен в сан диакона, а 23 сентября — во священника к Троицкому собору села Павлово Горбатовского уезда. В ней отец Авраамий 1 октября отслужил первую литургию и продолжал служить при этой церкви 25 лет, то есть до перемещения своего в арзамасский Николаевский женский монастырь.

Отец Авраамий был духовным сыном саровского старца преподобного Серафима. К его памяти он имел всегда особенное уважение; и пока позволяли телесные силы, ежегодно посещал Саровскую пустынь. Старец Серафим, беседуя с отцом Авраамием, предсказал ему, что он будет обличителем раскольников, благочинным и будет много терпеть от недостойных диаконов. Все это в свое время сбылось. Еще отец Серафим говаривал отцу Авраамию: «Когда будешь пред высшим начальством, то буди глух и нем пред ним». Внимая его словам, отец Авраамий никогда ни на кого не жаловался, а старался сам умиротворять всех. В одном случае никак не мог он примирить спорящих; тогда он решился испытать последнее средство: поклонился обоим тяжущимся в ноги. Сконфуженные таким смирением своего начальника (благочинного), они примирились. Однажды нужда заставила отца Авраамия обратиться с жалобою на диакона своего к преосвященному. Хотя он всегда имел в памяти наставление отца Серафима, но на этот раз посчитал это правило неприменимым. Преосвященный епископ Иеремия дал ему тут уразуметь буквально всю силу заповеди отца Серафима, «так что я, – говорил отец Авраамий, – не помню, как и вышел от преосвященного, и тотчас же попросил мысленно прощения у отца Серафима в неисполнении его наставления». Об отношении отца Авраамия к преподобному Серафиму ярко свидетельствует его собственноручное письмо в Оптину пустынь к преподобному Исаакию (Антимонову):

«Житие же Св. Старца Саровскаго, великаго Отца Серафима новаго издания, по милости того же благодетельнаго Г. Н.В. Елагина, от котораго и Вы получили, я удостоился получить не в одном, а в нескольких экземплярах.

Да, вселюбезнейший Батюшка, на сем ве[ли]ком из великих подвижнике, Отце Серафиме, вполне исполнились сии слова Св. Писания: В память вечную будет Праведник, и – Память Праведнаго с похвалами.

Протекут не десятки, а сотни лет, но память о сем Приснопамятном и достоблаженном Отце не умрет, но пребудет в век, ибо, добродетель, как и Самый Источник добра, вечна» [1].

На первых порах в селе Павлове много пришлось ему терпеть неприятностей от причта. По обычаю того времени, некоторые из членов причта надеялись пристроить своих дочерей замуж за семинариста, поступавшего на вакантное место в приходе. Весьма естественно, что каждый причетник хотел «пристроить» именно свою дочь. Недовольные тем, что эта вакансия досталась не жениху их дочери, они возмущали прихожан и говорили, что он поучения сказывает свои только потому, что они им заучены, и что он даже хорошо читать не умеет книги славянской печати. Однажды перед тем, когда ему следовало выходить говорить поучение, причетник заявляет ему: прихожане-де желают и просят сказать поучение по этой книге. Говоря это, подал отцу Авраамию старопечатную книгу самой слепой печати. Не зная содержания поучения, батюшка отказался говорить поданное ему поучение. Раз в зимнее время спрятали в церкви его шапку, и ему не в чем было возвратиться домой. Отец Авраамий вынужден был послать за тестем своим священником отцом Василием, по настоянию коего шапку нашли в одном приделе, скрытую под престолом. Это продолжалось до приезда преосвященного Афанасия, который умел дать внушительный тон членам причта.

По частой болезни протоиерея Троицкой церкви отец Авраамий (он был вторым священником) около двух лет исправлял за него и службу Божию, и требы без всякого вознаграждения, за одно спасибо. Много терпел от диаконов, с которыми опасно было, по их нетрезвости, иногда и служить; но терпеть было необходимо, так как они любимы были прихожанами за хороший голос. Однажды камилавка его оказалась наполненной сором, наметенным с церковного пола. Грозили, что сшибут камилавку, то есть постараются подвести под какое-либо уголовное дело. Но отец Авраамий все терпел. В должности благочинного он был строгий администратор; всегда у него было все благообразно и по чину. Когда нужно было совершить по какому-либо случаю крестный ход, он составлял предварительное расписание: кому что нести, и когда что делать, и как быть самому шествию; поэтому во время крестного хода был всегда строгий порядок.

В молодых годах, будучи всегда во всем воздержен, отец Авраамий хотел поревновать еще большему воздержанию и посту: недели три вкушал только сухоядение, но должен был оставить это, так как при исправлении треб в многолюдном приходе не было никакой возможности нести строгий пост. «Бывало, пойду, – говорил он, – с требою, а меня мотает в сторону, и ноги стали подкашиваться, и я поневоле должен был оставить свое предприятие».

Из прихожан своих он особенно любил за их душевные качества купца Алексея Гурьевича Воротилова, принявшего монашество в Сарове и удостоившегося от отца Серафима звания келейника, и крестьянина Петра Никифорова Ерина, служившего приказчиком у купцов Акинфиева и Кушельникова, также поступившего в Саровскую пустынь (впоследствии игумена Михайло-Архангельского Черемисского монастыря Казанской губернии отца Паисия). Имя игумена Паисия было известно среди православных не только на Руси, но даже во святой земле и на Афоне. Но как он чтил своего бывшего духовного отца, видно из следующего случая. Вторично посещая Афон, отец Паисий по совету афонских старцев решил было навсегда остаться на Афоне и принять схиму. Одного ему только недоставало: нужно было получить благословение духовного отца Авраамия. И что же ему тот ответил?

«Как ни свята гора, но не на этой святейшей горе подобает тебе достигать святости и вечного спасения, а в смиренном Сарове, где, по благодати Божией, такой же можешь обрести Афон, писано бо есть: “Царствие Божие внутрь вас есть”. Если дух твой стремится к безмолвию и подвижничеству, то что же тебе возбраняет и в Сарове безмолвствовать и подвизаться?» А относительно схимы пишет в другом письме: «схиму принимать не советую. Кто был о. Серафим? Великий из великих! Но и он не принял на себя схиму. Итак, пребудь в звании, в не же призван еси» [2].

Получив эти письма, отец Паисий, благоговея к наставлениям своего духовного отца, несмотря на огорчение афонских старцев, отбыл с Афона в свое благословенное отечество. Вот как был дорог и ценен в глазах своих духовных детей отец Авраамий!

В душеспасительных беседах с ними и другими благочестивыми прихожанами он просиживал ночи, забывая и ужин, и покой. Всю жизнь свою он посвятил учительству; не упускал ни одного случая, чтобы беседу с ближними не направить к духовному содержанию и не сказать какого-либо нравоучения. Подобно пчеле, он старался из всего извлекать духовную пользу для ближнего. Никто не отходил от него без назидания и утешения.

В 1840 году отец Авраамий определен был увещевателем раскольников по городу Горбатову и его уезду. Эту должность проходил с особенным тщанием ради славы Божией и спасения ближних. До 1846 года отцом Авраамием, как значится в формуляре, было обращено из раскола в православие 362 человека. Однажды он по предписанию начальства для увещевания раскольников отправился в одно селение, отстоящее верст на 20 от села Павлова. Остановившись в доме священника, между прочим, спросил его, говорит ли тот поучения к народу? Священник отвечал: «Нет батюшка!» – «Как же это? – сказал отец Авраамий. – Я вот прислан говорить за тебя поучение, приехав за 20 верст»; и этим убедил священника говорить поучения к народу каждое воскресенье.

Не осталось незамеченной благочестивая плодотворная пастырская жизнь отца Авраамия и в глазах преосвященного нижегородского Иеремии. Стало вакантным место старшего священника в арзамасском Николаевском женском монастыре. И владыка, благоволя к сему монастырю, для большего преуспевания живущих в нем на пути ко спасению, перевел 28 августа 1853 года на место старшего священника одного из самых замечательных иереев своей епархии – священника села Павлова отца Авраамия Некрасова. 27 сентября, в воскресенье, отец Авраамий служил здесь первую Божественную литургию. 20 марта 1857 года определен благочинным женских общин. В 1860 году 26 августа возведен в сан протоиерея. С 1862 года до самой кончины состоял духовником арзамасского духовенства, которое наставлял не забывать высоту своего звания, беседовать только о духовном и уlf000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000 образоменника дыка, благоволя к сему монастырю, д сей молодой ученый, как воспитанный в послушании и учении Господнем, смиренно оставил это назначение (см. ховную академию; но даляться от всего светского.

В Николаевском монастыре настоятельницею монастыря в 1850-х годах была игумения Асенефа, которая в 1858 году в январе месяце переведена была на ту же должность в нижегородский первоклассный Крестовоздвиженский монастырь. Когда же в этом монастыре стало праздным священническое место, игумения Асенефа упросила епископа Нектария перевести на это место протоиерея Авраамия, желая этим выразить уважение к нему и доставить своей обители опытного в духовной жизни наставника и руководителя на пути ко спасению. 9 августа 1862 года он был перемещен в Нижний Новгород в Крестовоздвиженский монастырь. Отец Авраамий, для которого материальные выгоды составляли всегда последнее место, совершенно не желал оставлять Николаевскую обитель, но считая волю начальства для себя священной, должен был на время оставить Арзамас к несказанной скорби сестер. Также он вынужден был покинуть и свой собственный дом, о котором особенно сокрушалась его супруга. 11 сентября прибыли они с матушкой на жительство в Нижний Новгород в самую худую погоду. Особенно скорбели об отъезде отца Авраамия монахини Мария (Ахматова), впоследствии игумения, и Ангелина (Писмянникова). Они делали разные благочестивые обещания, только бы Господь опять возвратил им в обитель незаменимого для них отца Авраамия, хлопотали об этом в Святейшем Синоде, обер-прокурором которого был тогда Алексей Петрович Ахматов, ближайший родственник монахини Марии. Это ходатайство имело силу. Еще более имели силы пред Богом слезные молитвы сестер Николаевского монастыря, воссылаемые ко Господу Богу и святителю Христову Николаю день и ночь о возвращении в обитель их отца Авраамия. Для батюшки тоже нелегко было на новом месте. Самое главное, для него не было приготовлено удобной квартиры. В помещении на монастырской гостинице, где его поселили с семьей, дул сквозной ветер, пол трясся, как вспоминал отец Авраамий, и писать было почти невозможно; рядом помещались кучера, шум которых тоже препятствовал заниматься. Приобрести же какое-либо собственное место для постройки дома вблизи монастыря или купить готовый дом на этот раз не оказалось возможным. Отец Авраамий не мог быть покоен на новом месте, а в особенности его супруга Александра Васильевна.

В первых числах октября они оба пошли к преосвященному Нектарию, бывшему тогда преосвященным Нижегородским, который принял их очень милостиво и долго с ними беседовал об отце Серафиме Саровском. Между тем владыкой был уже получен из Святейшего Синода указ о возвращении протоиерея Авраамия в Николаевский Арзамасский монастырь; но тут мудрый владыка дал делу другой оборот. В конце беседы милостиво спросил, доволен ли он новым местом своего служения, и не имеет ли к нему какой просьбы? Отец Авраамий, объяснив свои нужды, осмелился сказать, что его главная просьба к преосвященнейшему о возвращении его в Николаевский Арзамасский монастырь. Это как будто бы удивило владыку, и он сказал: «Не будет ли погрешно?» Отец Авраамий против этого привел в пример святителя Димитрия Ростовского: когда тому предложена была Тобольская кафедра, он по слабости здоровья отказался от нее и, вероятно, этим не погрешил. Тогда владыка соизволил его желанию, велел подать прошение, и 5 октября отец Авраамий обратно возвратился в Николаевский Арзамасский монастырь к насказанной радости всех тамошних сестер. При прощании владыка подарил отцу Авраамию лучшую шелковую рясу, из которой после отцу Авраамию сшили священнические ризы. Когда по возвращении отца Авраамия в Николаевский монастырь игумения Асенефа высказала отцу Авраамию обиду свою, то он ответил ей просто: «Матушка, ты сама виновата в этом, не позаботилась приготовить мне даже помещения приличного!»

Будучи монастырским священником, он и жизнь свою вел вполне монастырскую. Мясной пищи не вкушал совершенно, к чему склонил и супругу свою. Не раз путешествовал по святым местам России. Был в Киево-Печерской Успенской лавре, в Свято-Троицкой Сергиевой и Александро-Невской лаврах и многих других святых местах. Состоял в переписке со многими известными духовными лицами: преосвященным Иеремией Затворником (Соловьевым), оптинскими и саровскими старцами. Сохранились его письма к преподобному Моисею (Путилову) и Исаакию (Антиномову).

Саровский строитель иеромонах Серафим (Пестов) в письме к преподобному Антонию (Путилову) от 17 декабря 1859 года сообщал: «Честный Иерей Арзамасской отец Авраамий после своего путешествия возвратился в свое жительство благополучно – но у нас в обители еще не бывал по возвращении. Этот благочестивый муж почитается и здесь от всех примерным образцем благочестия с своею благочестивою супругою» [3].

Богослужение отец Авраамий всегда совершал благоговейно и неспешно. Особенно усердно молился за усопших. Он был до крайности воздержен, употреблял пищу более чем умеренно и никогда не ужинал. Сестрам более близким к нему, когда они просили его есть что-нибудь более питательное для укрепления старческих сил, он говорил: «старость, матушка, ничем не подделаешь». Арзамасскую игумению Марию наставлял поститься так, чтобы из-за обеденного стола выходить голодной, то есть вкушать понемногу, а сладкого, ласкающего вкус, никогда не есть. В среду и пяток, а также когда нет полиелея, не позволял готовить рыбы в течение всего года. Во святую Четыредесятницу пищу вкушал только во дни литургийные. К больным же был снисходителен и разрешал им более питательную пищу, за что подвергал сам себя большему воздержанию. Во время предсмертной его болезни, когда врачом предложено было ему употребление питательной пищи, он сказал: «Всю жизнь свою не нарушал поста, нарушу ли теперь?..».

Двери дома его отворены были для всех. К нему за благословением и советом шли все: богатые и бедные, знатные и простые, местные жители и обитатели дальних стран, так как слава о его благочестивой жизни достигла отдаленных пределов. Милостив был до бесконечности, не отказывал никому из нуждающихся. Кому же не мог услужить, скорбел до крайности. По смерти его, кроме того, что им самим назначено было в келейном духовном завещании на погребение, поминовение, раздачу нищим и сорокоусты, как во всех церквах города Арзамаса и села Павлова, так и во святых местах (у Гроба Господня в Иерусалиме и на святой горе Афонской, лаврах и многих монастырях), − не осталось совершенно ничего. Одежду и вещи тоже почти все раздал при жизни. Помогать другим составляло для него утешение. Не имея своих детей, он странников называл детьми и всегда кормил их при своем доме. Часто говорил, что не милующий своих – горше неверного.

Переписка его с духовными детьми и благотворителями доходила до четырехсот писем в год, посланных только по почте. И сколько тут нужно было иметь любви и сердца и сколько уделить времени, дабы всякому подать посильную помощь и благовременное утешение скорбящему! Еще в 1860-х годах он, по просьбе и желанию своих духовных детей, издал в печати свои письма к духовным детям. В 1882 году дополнил прежнее издание и прибавление это разделил на два отдела, один для монашествующих, другой для мирских. Так как письма эти писаны не для печати, то в них нет ни ораторства, ни разных прикрас. Это – простая задушевная беседа духовного отца с детьми. Цель издания их, кроме душевной пользы, – облегчить себя под старость в переписке, ибо и зрение его стало портиться и силы ослабевать. Письма его имеются во всех концах России; были даже требования на остров Сахалин.

Много отнимала у него дорогого времени и здоровья забота его об устройстве Покровской Медянской женской общины, Высочайше утвержденной в 1878 году. Находилась она в Курмышском уезде Симбирской губернии близ села Медян. Возникшая из ничего, эта обитель старанием отца Авраамия возросла и была поставлена в отношении своего благосостояния в хорошее и даже безбедное положение. Много помог он ей в материальном отношении, много положил для нее трудов в переписке со своими благодетелями, усердие и расположение которых по части благотворительности всячески старался направить к пользе основанной им обители. В эту обитель он препроводил и свою драгоценность – ковчег с частицами Святого Древа Креста Господня и частицами святых мощей, полученных от Святейшего патриарха Иерусалимского и афонских старцев чрез отца Паисия. Отец Авраамий часто говорил, к огорчению сестер Николаевской Арзамасской обители: «Где будут святые мощи, там и тело мое будет». Туда же хотел перевезти и прах супруги своей, умершей с 29 на 30 июня 1879 года. Но Промысел Божий устроил иначе. Бывшие при кончине его жены монахини, преданные ему дочери духовные, умолили его похоронить супругу свою в Арзамасе, говоря: «За что вы хотите оскорбить обитель нашу, особенно же матушку игумению, которая по болезни своей не в силах будет вынести этого горя; она умрет от этого прежде времени, и вы будете виновником нашего сиротства». Отец Авраамий уступил их усердному желанию и прах своей супруги положил в Спасо-Преображенском Арзамасском монастыре.

Две обители, устроенные им: Покровская Медянская и Николаевская Арзамасская, при которой служил и совершал земное течение своей жизни, были у него как две сестры. Первой он вспомоществовал материально, в чем та и нуждалась, Николаевская же обитель благую часть избра – ее он созидал духовно, был для сестер великой поддержкой.

Отец Авраамий всегда и за все благодарил Господа Бога, слово ропота никогда не сходило из уст его. Лишившись супруги своей, он возблагодарил Бога, что Он даровал ему пожить спокойно и благополучно более 50 лет, не зная никаких забот и хлопот по хозяйству. В том же году 14 сентября в Арзамасе был большой пожар, истребивший, между прочим, и дом отца Авраамия, который был тогда уже 74-летним старцем. Он принес благодарение Богу за то, что избавился чрез это от излишнего беспокойства и суеты по содержанию дома. Желая всячески успокоить старца, настоятельница монастыря игумения Мария упросила его после пожара перейти жить в обитель. В этом много содействовали и приближенные к отцу Авраамию сестры, в особенности же благочинная монахиня Евгения. Они склоняли его к этому так усердно, что он совершенно против своей воли решился поселиться внутри монастыря, на что немедленно было испрошено благословение епископа Нижегородского Макария. Отец Авраамий поселился в одной деревянной келии, находившейся близ святых ворот, неподалеку от алтарей обоих храмов. Место же, где был собственный его дом, он пожертвовал в Николаевскую обитель.

Известный духовный писатель Николай Васильевич Елагин писал по этому поводу преосвященному Иеремии (Соловьеву): «…Как чудно Господь устроил отца Авраамия, Протоиерея Николаевского женского монастыря в Арзамасе. После смерти жены сгорел дом его; Игуменья, с разрешения Преосв. Макария предложила ему жить в монастыре в отдельном здании, и он, всегда любивший иноческую жизнь, теперь живет вполне иноком. По истине дивны судьбы Божии! Но такая милость дается избранным. Отец Авраамий всю жизнь провел истинно-христиански…» [4].

Живя в стенах обители, он имел возможность все свободное от занятий время посвящать для душевного блага своих духовных дщерей. Старицы и юные – все бежали к нему как дети к отцу, и никто не выходил от него без утешения. Он служил всем и каждому, кому чем мог в духовных и материальных нуждах. Мирские ходили к нему толпами каждый день. Кто за советом, кто за лекарством, кто за милостынею, кто за благословением. В последнее время лекарствами он больных уже не пользовал, а только давал воды из колодца отца Серафима. Эту воду привозили ему из Саровской обители еженедельно, и употреблять он ее всегда советовал вместе с Крещенскою водою. Еще он раздавал сухарики из Богородичной просфоры, и принимающие с верою получали пользу, и душевную, и телесную. Одно только крайне огорчало всех – что он часто говаривал: «Надо скрыться от вас куда-нибудь; уехать и затвориться в затвор». Но на это заявление он почти всегда получал один ответ: «Батюшка! Вы можете беспрепятственно здесь затвориться: не принимайте к себе никого мирских, и мы не будем вас беспокоить, исключая исповеди. Из обители же вас не пустим!» – «Не принимать вас я не вынесу, – говорил отец Авраамий, – а лучше буду послушником любви вашей и буду жить для пользы ближних».

Он имел обыкновение каждый год в летнее время ходить по кельям сестер. Обход всегда начинал с игуменской келлии, и по череде обходил все до последней. Делая сестрам назидательные наставления, в заключение всегда говорил: «Быть может, в последний раз я был у вас в келии. Благодарю вас за любовь вашу; хотя бы и желал, но не могу при жизни заплатить вам, потому что осень моя глубокая настала; может быть, и зима скоро будет; может быть, скоро буду лежать и бездыханный, – и вы, подойдя к моему гробу, скажете: должник, должник наш умер, не уплатя нам долга!» При этом сестры всегда со слезами падали ему в ноги, говоря: «Батюшка! Мы кругом вам обязаны, и как будем жить без вас?» – «Да, любезныя мои, – скажет отец Авраамий, – и св. Апостол пишет: многи имам пестуны, но не многи отцы».

Начальниц Николаевского монастыря уважал более за то, что они, при всей скудости обители, горячо вникали в нужды сестер. Вероятно предчувствуя, что игумения Паисия будет хоронить его, он уважал ее как-то особенно за ее простоту и чаще посещал ее келью, чем ее предшественниц. За неподражаемое расположение к нему сестер обители он был всегда очень благодарен им; в последний же год жизни он как-то чаще стал высказывать свою признательность: «Посмотрите-ка, как угодник Божий святитель Николай возлюбил меня: мало того, что сподобил служить в своей обители, но еще удостоил и жить в стенах ее. Келия у меня точно рай – храмы святые близко, особенно летний, так что, не выходя из келии, могу слушать все священные службы».

Чувствуя упадок сил и слабость зрения, он в 1880 году испросил у епископа Макария (Миролюбова) помощника себе и служил уже только в праздничные и воскресные дни своей седмицы, не оставляя приемы посетителей, работая Богу, пребывая в посте и молитве. Письма же к разным лицам со слов его писали уже другие. К 80-ти годам он заметно стал ослабевать более и более. Благоговея пред памятью своего духовного руководителя, старца отца Серафима, он с благоговением хранил лоскуток его мантии, зуб, некогда вышибленный напавшими на него разбойниками, и часть власов. За год до своей кончины он передал все это как сокровище заведовавшей в то время монастырской аптекой монахине Евфросинии, которую особенно уважал и прозревал ее игуменство Так как она в последний год его жизни обязана была ежедневно посещать его, справляясь о ходе болезни и принося лекарства, то обыкновенно каждое посещение сопровождалось беседою о отце Серафиме. Отец Авраамий имел обыкновение ежегодно 1 января, накануне дня кончины батюшки Серафима, после вечерни служить по нему панихиду, причем за свой счет ставил свечи пред всеми иконами в храме и раздавал в руки всем молящимся.

В 1886 году в неделю Православия 2 марта он отслужил последнюю литургию; во вторую же неделю Великого поста 9 марта литургию по слабости не мог служить, а только приобщился Святых Христовых Таин. Исповедовался он в прежнее время обыкновенно во все четыре поста; но года за два до кончины исповедовался уже каждую субботу. 9 марта 1886 года он был в храме Божием последний раз. В следующие затем праздники и субботы до самой кончины своей исповедовался и приобщался Святых Таин в своей келии. Отец Авраамий, чувствуя крайний упадок сил, сказал наконец келейным своим, чтобы к нему на исповедь допускали только одних священников и диаконов, а прочие члены причта и жены их пусть исповедуются, где и у кого пожелают.

Недели за две до своей кончины отец Авраамий, желая всё при жизни своей передать настоятельнице монастыря игумении Паисии, приказал при себе распечатать келейное свое духовное завещание и прочитать ему. По прежнему домашнему завещанию имеющиеся у него святые иконы, книги, кресты, ордена и домашние вещи он было завещал Медянской, им устроенной, общине, но здесь изменил свое завещание, написав на нем: «Обращаю в Николаевский родной мой монастырь в полное распоряжение игумении Паисии».

С 22 марта 1886 года болезнь его оказалась очень трудною и опасною. К прежним всегдашним его болезням: грыже и геморрою присоединилась опухоль ног и живота. Не желая печалить близких ему, старался он показать свою бодрость; хотя с трудом ходил по комнате на своих старческих ногах, но всех принимал без исключения и спешил, кому что следует, дать что-либо в утешение. Посещающим же монахиням делал уже краткие наставления и раздавал им на память книжки и образочки. Матушка игумения Паисия каждый день уже заботилась навещать его, и он каждый раз, как бы забывая свои болезни, с нетерпением ожидал прихода ее; встречал и провожал с восторгом и в разговорах больше все благодарил ее.

За неделю до своей кончины он изнемог уже совершенно; силы его оставили, он слег в постель, с которой более уже не вставал. Принимая лекарства, он каждый раз говорил: «Как мне это надоело: ох, как надоело – лечусь только для спокойствия обители!» Говорил также: «Не скорбите, любезные мои, о разлуке со мною, время мое настало; надобно уступить природе». Просящим его молитв о себе, если будет иметь дерзновение у Господа, он всегда говорил с рыданием: «Не смею надеяться; я раб неключимый, творил повеленная мне; вы же за меня помолитесь, да не низведена будет душа моя на место мучения!».

1 апреля в 6 часов вечера было совершено над ним таинство святого Елеосвящения. С ним сделался сильный жар, открылся кашель, продолжавшийся два дня. Некоторым прямо сказал, что он уже не выздоровеет. «Хотя я и долго проваляюсь, – говорил он, – но уже не встану. Благодарю Господа, что привел Он мне пред смертию поболеть. Да, крепка моя грудь, но силы мои совсем ослабели, помози мне, Господи!».

За три дня до своей кончины отец Авраамий передал монахине Евфросинии (впоследствии игумении) ассигнацию в 50 рублей и сказал: «Отнеси, доченька, матушке игумении и попроси ее, чтобы 10 лет 1 января (канун смерти преподобного Серафима) служить панихиду, на которой чтобы с именем праведника помянули и убогого Авраамия». Завет этот исполнялся до самого прославления преподобного Серафима.

4 апреля кашель остановился, и он часа в три пополудни заснул. Пробудившись, позвал служащую ему послушницу девицу Ольгу. Она вместе с другою служившею отцу Авраамию монахинею Макриной подошла к нему. Он сказал: «Да! Как я сладко беседовал и о многом говорил с матушкой игуменией Марией и хорошо угощала меня, прощаясь же, сказала: пойду сестер посещать!» [5]. Потом сказал, что придет матушка игумения Паисия и велел убрать все получше. Матушка игумения действительно не замедлила придти и, входя по обычаю, сотворила Иисусову молитву. Отец Авраамий ответил веселым голосом: «Аминь!» – «Ах, батюшка, как вы мне аминь-то ответили, как будто вы молоденьки и здоровеньки?» – «Да, матушка! Вот, как я вам рад!» Матушка игуменья сказала: «Верно вы, батюшка, силой очень слабеете, сегодня вам нужно приобщиться Святых Таин». Отец Авраамий ответил: «Завтра буду приобщаться. Да, матушка, вы знаете, какой завтра день! Господь сказал четверодневному Лазарю: “Гряди вон”, и мне, грешному Авраамию скажет: “Гряди, убогий грешный Авраамий! ”» Потом сказал: «Благодарю, благодарю, родная матушка, за все благодарю; отхожу покойно, только вас жаль, разлука с сестрами мне тяжелее самой смерти». Матушка игумения заплакала и сказала: «Батюшка, желаете ли?.. Мы вас не пустим от себя! Вот вам местечко близ холодной церкви». «Повинуюсь воле вашей, – ответил отец Авраамий и низко поклонился, потом сказал: − по закону-то меня стоило бы свезти в реку Тешу или в овраг». Видя же изнеможение с преданностью служащих ему, с грустью сказал: «Замучил я вас!» Силы его стали слабеть более и более.

5 апреля, в субботу Лазареву, отец Авраамий стал со всеми прощаться. Пришли к нему тут матушка игумения и местный причт. Он со всеми прощался в твердой памяти. В четыре часа пополудни духовник его прочитал канон и молитву на исход души. По выслушании сего, просил матушку игумению помолиться за него и не оставить его келейных, также благословлял прощающихся с ним монахинь. Во время всенощного бдения накануне Входа Господа в Иерусалим сам читал разрешительные молитвы служившим ему келейным своим и другим монахиням. От всенощной принесли ему благословенную вербу и елей. Вербу немного подержал, елеем же прежде помазал себя, а потом и всех предстоящих. После сего с нетерпением стал ожидать отца духовного со Святыми Дарами. Дыхание становилось реже. Просил все приготовить ко Святому Причащению. Когда сказали, что все готово, то велел себя приподнять и тотчас же сказал: «Идут, идут!» Потом, воздев руки, начал читать молитву: «Верую, Господи, и исповедую…», по прочтении которой поднял голову и уста раскрыл к принятию Святых Таин, вообще действовал, якобы приобщается и вкушает, затем, сделав целование, произнес: «Се прикоснуся устом моим». Между тем духовника не было, и предстоящие, видев это, в страхе и недоумении молчали. Смотря на это явление, они не могли допустить мысли, что это галлюцинация или бред старца Божия, но все были искренно убеждены, что это было небесное явление. После всенощной пришел духовник для приобщения его Святых Христовых Таин и прочитал положенные молитвы. По прочтении молитв отец Авраамий велел всем удалиться и, исповедавшись, приобщился. Запить не смог. Голова его покатилась, и он вдруг как бы обмер. Духовник, видя это, по прочтении благодарственных молитв, начал читать акафист Успению Божией Матери. Во время чтения лицо отца Авраамия оживилось, и он стал креститься. По прочтении последнего кондака, во время троекратного чтения которого он три раза перекрестился, когда нужно было читать первый икос, отец Авраамий сказал: «Ангел предстатель», — и затем, по прочтении, сказал: «Благодарствую». На приветствие духовника с принятием Святых Таин он ответил: «Благодарю!» После этого только пять раз дохнул и с покойным лицом предал дух свой в руце Божии. Священнику, читавшему в это время молитву к Божией Матери, сказали, что исходит, и он, не окончив молитвы, взял крест и благословил его. Было 10 часов 20 минут вечера 5 апреля 1886 г. Так почил сном праведника старец Божий Авраамий! Сестры монастыря во главе с игуменией, лишившись такого молитвенника и духовного руководителя, учившего не словом, а делом, плакали неутешно.

По облачении, в 12 часов ночи, совершена была первая лития и началось чтение Святого Евангелия. Днем почти беспрерывно пелись панихиды. Погребение было совершено 8 апреля во вторник на Страстной седмице. Отпевали протоиерея Авраамия два архимандрита, два протоиерея, два иеромонаха, шестнадцать священников и девять диаконов. Тело его, с разрешения епархиального начальства, положено в Николаевском монастыре у холодной церкви Святителя Николая с северной стороны.

Одним его почитателем над могилой был поставлен оригинальный памятник из белого мрамора в виде аналоя, внутри которого в маленькой нише поставлена икона Богоматери с неугасимой лампадой, а наверху раскрыто Евангелие со словами Спасителя: «Сице заповедую вам: да любите друг друга».

Жизнь отца Авраамия, кто знал его и помнит, была любовию к Богу и ближним. И по отшествии из сего грешного мира к Богу, он до второго пришествия Христова, где должен сказать: «Се аз и дети», – своими многочисленными письмами считает своей обязанностью поучать духовных детей тому, чему непрестанно учил при своей жизни.

Память отца Авраамия святой Николаевской обителью чтилась в непрестанных молитвах. 14 августа (день его рождения) и 21 августа (день его тезоименитства) совершались заупокойные соборные службы в храме и панихиды на его могиле. И никто из насельниц монастыря не проходил мимо могилки своего батюшки, чтобы не вознести о нем молитву Господу Богу и не испросить у него благословения. И оправдывается эта вера… Утихают скорби душевные и телесные у всех тех, кто в духе христианского смирения и любви к праведно скончавшемуся преклоняет колена у его могилы [6].

Память протоиерея арзамасскаго Николаевскаго женскаго монастыря и устроителя Покровской Медянской женской общины отца Авраамия Некрасова 5/18 апреля

Примечания :

1. НИОР РГБ. Ф. 213 (Опт.). К. 66. Д. 2. Л. 9об–10. Из письма от 7 июня 1863 г.

2. См.: Несколько слов к биографии настоятеля Михаило-Архангельского Черемисского монастыря о игумена Паисия (Казанской губернии) Козмодемьяновского уезда. – СПб., 1883; Письма духовнаго отца к духовным детям. В 2-х ч. 2-е изд. Часть 1. Письма к монашествующим. – Казань, 1882. – С. 62, 68.

3. РГИА. Ф. 834. Оп. 4. Д. 1599. Л. 10об. Из письма от 21 декабря 1879 г.

4. НИОР РГБ. Ф. 213 (Опт.). К. 59. Д. 13. Лл. 1об.–2.

5. Настоятельница арзамасского Николаевского монастыря игумения Мария (Ахматова) скончалась 18 января 1882 года.

6. Могила отца Авраамия при закрытии монастыря в советское время была уничтожена. В настоящее время точное ее местонахождение не обнаружено. Можно надеяться, что в связи с восстановленем Никольского монастыря будет найдено и захоронение достопочтенного старца Божия.

Библиография:

1. Свящ. М. Сахаровский. Краткий очерк жизни протоиерея Арзамасскаго Николаевскаго женскаго монастыря, о. Авраамия Некрасова. СПб., 1886. // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков (с портретами : Апрель. – Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1996. – [Репринт] : Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М.: Издание Афонского Русского Пантелемонова монастыря: Типо-литография И. Ефимова, 1908.

2. Свящ. Александр Дивногорский. Почивающий в Бозе старец Авраамий (Некрасов), Протоиерей Арзамасскаго Николаевскаго женскаго монастыря. – Н.Новгород : Тип. Губернскаго Правления, 1913. – 16 с. − Перепечатано из №№ 14 и 46 Нижегородского Церковно-общественного вестника за 1913 г. – Типография Ниж. Губ. Правления.

3. Н. Щегольков. Арзамасский Николаевский общежительный женский монастырь. История его и описание. – Изд. 2 доп. Арзамас. – Тип. Н. Доброхотова. 1913.