Ю. Г. Галай «Как в Нижегородской губернии проводилось отделение церкви от государства»

За многие века своего существования Русская Православная Церковь накопила огромные богатства (произведения искусства, книги, рукописи и т.п.), являющиеся составной частью культурного наследия прошлого. Ленинская формула — «все завоевания культуры станут общенародными» относилась и к религиозным произведениям искусства, и к церковным документальным памятникам.

Поэтому-то один из первых законодательных актов Советской власти объявлял народным достоянием «все имущество существующих в России церковных и религиозных обществ». Проведение в жизнь декрета вызвало массу вопросов, как со стороны местных советских органов, так и общин верующих. В связи с этим был издан ряд инструкций, разрешавших возникающие на практике трудности. Для приема храмов, монастырей и богослужебного в них имущества, имеющего музейное значение, образовывались комиссии из представителей Совета рабочих и крестьянских депутатов, местных коллегий по делам музеев и охраны памятников искусства и старины, а также представителей государственного контроля. Целью комиссии было выявление музейных предметов в церквах и других богослужебных зданиях. Принцип отбора устанавливался по трем категориям: 1) оценка качества и ценности предметов, подлежащих передаче в ведение общин верующих; 2) выделение предметов, подлежащих немедленному изъятию с передачей их в хранилище национального музейного фонда; 3) определена предметов, не имеющих художественно-исторической значения, для передачи их в государственное казначейство.

18 апреля 1918 года создается Коллегия (в документах она называлась еще Отделом) Нижегородского губернского комиссариата по отделению Церкви от государства, которая располагалась в бывшей Нижегородской Духовной консистории на Семинарской площади (ныне пл. Минина и Пожарского). С 1 октября во главе ее становится Константин Сергеевич Карпов. В Коллегию вошли также С.Ф. Костин (член Коллегии), Н.Н. Кокорев (секретарь), С.Л. Прокопев (делопроизводитель), М.Т. Шаганой (бухгалтер), С.Ф. Портнов и Н.Е. Мирясов (заведующие монастырскими подворьями). Также назначаются специальные комиссары для взятия на учет имущества церквей.

В своем отчете заведующий отделом говорил, что первый этап работы начался с национализации, принадлежащих церквам и монастырям домов. Было национализировано и взято на учет 59 церковно-приходских домов с годовым доходом 125600 руб. Здания передавались в ведение жилищных отделов. Были аннулированы банковские капиталы церквей Нижнего Новгорода, Оранского, Крестовоздвиженского, Печерского и Благовещенских монастырей на сумму 1343351 руб. 93 коп.

После получения в сентябре инструкции от Народного комиссариата юстиции начинается «новый период работ». В дополнении к ней 11 ноября из Москвы в адрес Нижегородского губернского совета направляется телеграмма, в которой говорилось, что «все местные Советы должны немедленно приступить к приемке в свое распоряжение всех религиозных изображений от государственных, общественных, а также железнодорожных и прочих учреждений». Все принятое религиозное имущество остается в распоряжении Совета, а представляющее из себя ценность «сдается немедленно в местные или близлежащие казначейства»[1].

Карпов отмечал, что происходило вмешательства посторонних учреждений и ведомств, «тормозящие работу комиссариата». Как пример, указывалось на занятие помещения церкви Мариинского института военными властями, результатом чего «явилась порча и расхищение народного достояния, принадлежащего церкви». А в Семеновском уезде обнаружено вмешательство в церковные дела Борского исполкома.

Уездные отделы организовывались «только для учета церковного имущества и передачи его общинам верующих, после чего они будут распущены», уверял комиссар. Однако в Ардатовском, Васильском и Сергачском уездах отделы пока не были созданы по причине «неимения сил и средств» местных исполкомов.

С общинами верующих заключались договоры на владение храмами и всем имуществом, находившимся в них, с их обязанностью сохранять в целости все богослужебные предметы и религиозную живопись. За невыполнение этих требований им грозила уголовная ответственность.

Наряду с этим, писал Карпов, «Отдел бдительно присматривается к столпам господствующей церкви, в их контрреволюционной работе».

В завершении означенной работы, Коллегия (Отдел) планировал пригласить экспертов для изъятия художественных и исторических ценностей, «которыми так богата Нижегородская церковь», подчеркивал комиссар[2].

В конце октября Карпов отчитывался в Москве о проделанной работе, которая была оценена весьма и весьма положительно. Отмечалось, что Нижегородский отдел «очень много сделал в области по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства», даже москвичей. А заведующий Центральным отделом Красиков, выражаясь довольно коряво, указал на то, что Нижегородский отдел «один из первых губернских отделов, тех губерний, которые входят в состав Советской республики»[3].

Нижегородский комиссариата по отделению Церкви от государства издает Обязательное постановление, обязывающее бывшую администрацию национализированных церковных домов и монастырских подворий Нижнего Новгорода в недельный срок представить все документы, касающиеся покупке, постройке, дарения и прочее. Арендную плату, полученную от квартирантов причтами церквей, предлагалось внести немедленно. За неисполнение постановления, виновным угрожали судом революционного трибунала[4].

Из отчетов, поступающих из уездов, вырисовывается картина деятельность местных Отделов. Так, в январе 1918 года из Княгиниского уезда сообщалось, что «особых контрреволюционных выступлений со стороны населения и духовенства по поводу отделения Церкви от государства не наблюдается, хотя носились частичные разговоры среди населения о каком-то грабеже большевиками из церквей, но все это не носило характера активного выступления». В октябре княгининские власти доносили, что «особо острого саботажа со стороны причетов и приходских советов не наблюдалось». Саботаж проявился лишь со стороны приходского совета Троицкой церкви села Большое Мурашкино. Дело было передано «на распоряжение Комиссии по борьбе с контрреволюцией». Говорилось, что из 92 княгининских церквей были приняты на учет богослужебных предметов из серебра весом чуть более 42 пудов[5].

В Центральном архиве Нижегородской области сохранились лишь некоторые отчеты уездных Отделов, направленные в Нижний Новгород. Однако сохранилось и целое дело Макарьевского Отдела по отделению церкви от государства при уездном исполкоме, который был создан 15 октября 1918 года и находился по адресу: с. Лысково, Соборная гора, дом Чадаева. Возглавлял его Александр Петрович Покровский – коммунист с 24 декабря 1917 года, который по совместительству одновременно являлся и заведующим отдела финансов уездного исполкома. До 6 февраля 1919 года Отдел состоял лишь из одного заведующего. Вскоре Покровского сменил Цыблаков. Затем появляется секретарь Рувинский, которого в свою очередь 22 февраля 1919 года сменил Н. Шиповников. Чуть позднее назначается третий сотрудник — счетовод. Для разъездов членов Отдела по уезду, имелась лошадь.

Отдел занимался не только учетом денежных сумм и иного имущества храмов, но и даже кладбищ. В этой связи, за подписью Цыблакова и Шиповникова составляется и распространяется по волостным исполкомам соответствующее печатное объявление. До сведения жителей уезда доводилось, что согласно декрету Совета Народных депутатов от 7 декабря 1918 года «о принятии всех кладбищ», все имущество находящиеся на них как-то: кресты, памятники, ограды и прочее «являются народным достоянием». Граждане предупреждались, что «за вышеуказанную порчу инвентаря виновные в этом будут предаваться суду военно-революционного трибунала».

О работе Отдела к январю 1919 года свидетельствует ответы его начальника на вопросы редакции журнала «Революция и Церковь». Говорилось, что в Макарьевском уезде более 80% составляют православные верующие и приведение в жизнь декрета «только там проходит безболезненно, где умело его проводят». Сообщалось, что «были заметки и статьи о волнениях даже свалках при появлении представителя власти в храмах по делу отделения». Как пример приводились события, происшедшие в Балахне, где при отобрании метрических книг со стороны духовенства и прихожан был «сделали набатный звон и при появлении народа, дело закончилось побоищем явившихся представителей властей за книгами». Были также случаи и в других местах Нижегородской губернии, что побудило членов Макарьевского Отдела появляться перед прихожанами, «призывая их к сознательности».

Указывалось, что «документальных данных фактических материалов выносящих политику клерикальных кругов по отношению к трудящимся классам нет, но заметно их недовольство к правлению трудового народа, а связи с декретом об отделении церкви, где они теряют свои права на своих пасомых в принуждении управлении и добывании от них средств по своему усмотрению».

Говорилось и о Макарьевской женской общине, с 225 сестрами, но после революционного переворота их состав немного уменьшился до 208. Обращалось внимание, что монастырь бедный, никакими земельными и другими угодьями не пользовался, «жил коммунистическим порядком и ранее, обрабатывая небольшое количество земли и ведя скотоводное хозяйство, поддерживающие их существование, за неудобностью места нахождения монастыря». Обитель находилась «в прежнем виде и здания, как ненужные не воспользованы». В уезде иметься до 60 православных общин.

Констатировалось, что «контрреволюционных выступлений со стороны служителей культов против советской власти не было, за исключением одного священника отца Знаменского, который говорил с кафедры против Советской власти в начале ее вступления, то есть после Октябрьского переворота, в настоящее время он скрывается и никто не знает его местонахождения».

В ответах журналу перечислялись зафиксированные движимая и недвижимая собственность некоторых храмом, учтенных Отделом к этому времени. Думается, эти сведения будут любопытны нашим современникам, интересующимися данной темой. О церквах села Лыскова упоминаются: Рождественская — с капиталом 4702 руб. 14 коп. и движимого имущества — 16402 руб.; Соборный храм – 39255 руб; 25370; Казанская 4490, 15313; Кладбищенская — 5900, 12831; Георгиевская — 10106, 49891; Покрова — 3336, 17560 руб.

Казанская церковь обладала — 5100 руб. и движимого имущества, оцениваемого 26597 руб. В Макарьевском монастыре было изъято 24850руб., а недвижимая собственность оценивалась в 61212 руб.

Перечислялись следующие селения: Белозериха — 1424 руб. капитала и 9791 руб. недвижимости; Ивановское — 793, 13876 руб.; Валки — 566, 10344 руб.; капитал единоверческого храма в Исадах составил 4965 руб., а движимое имущество 12000 руб.

В архивном деле сохранился и Доклад Отдела о своей деятельности с 15 октября 1918 г. по 8 января 1919 год, из которого можно узнать некоторые подробности организации и первых шагах его деятельности. С 15 октября по 1 ноября 1918 года Отдел лишь организовывался: назначались служащими, обзаводился помещением, канцелярскими принадлежностями, заготовлением бланков и распространением объявлений.

С ноября началась непосредственная работа Отдела путем созыва собраний благочинных с представителями общин и переписка с волостными советами по существу вопроса.

В связи со слухами о скрытии церковного имущества, было обследовано девять лысковских храмов и церкви ближайших селений. Ревизия в них, сочеталась с изъятием денежных документов.

В волостных советах проводилась опись церковного имущества. Прием и сдача его осуществлялась «лично комиссаром и секретарем по описи и оценке церковного имущества православных общин».

Говорилось, что к отчетному времени было «принято и сдано общинами пятнадцать храмов с суммами 258673 руб. 75 коп., серебра в разных изделиях 17 пудов 15 фунтов, 931.1/2 доли». Отобрано денежных документов на сумму 148298 руб. 60 коп. Но наличных денег в храмах почти не оказалось, «ввиду дороговизны содержания храмов (дрова, красное вино, свечи)».

Удостоверялось, что прием и сдача храмового имущества проходила спокойно, особенно когда церковную общину разубеждали в том, что «не они управляли церковью, а они были рабами, исполняя прихоть господствующего духовенства». В тоже время отмечалось и «недовольство и заявлении о преподавании Закона Божьего», который прихожане считали «изгнанным по научению попов». Смущал верующих и вынос икон из школ. Но когда, подчеркивалось в докладе, происходили разъяснения Декрет о свободе религии, то население якобы «убеждаются в справедливости».

Что касается духовенства, то оно «глядит недружелюбно». Но причина докладчику известна — «из рук его берут власть помыкать своими пасомыми при помощи бывшей гражданской власти и обдирании разными поборами». Главное же — это духовенству противно «выборное начало».

Следующий доклад о деятельности Отдела относится к 29 марта 1919 года, который несколько дополняет предыдущий.

Отмечалось, что проведение в жизнь декрета по отделению церкви от государства в настоящее время в Макарьевском уезде «происходит успешно». Правда оговаривается, «бывают случаи», когда граждане отдельных приходов «не очень сочувствуют настоящему декрету». Объяснялось это «простым соображениям, что граждане не очень хорошо понимают цель этого декрета». Но после объяснения сущности декрета таким гражданам «они остаются удовлетворенными».

Говорилось, что в Макарьевском уезде находится 63 церквей разных вероисповеданий, из которых 23 церкви уже приняты и сданы Отделом гражданам общинам. При принятии Отделом храмов на учет были отобраны капиталы на сумму 183260 руб. 53 коп. Для аннулирования этих процентных бумаг для зачисления в казну Советской Республики, 167 699 руб. Отделом были переданы в Нижегородский народный банк. Капитал же церквей на сумму 15561 руб. 53 коп., находящийся на сберегательных книжках Лысковского и Макарьевского сберегательных касс остались при Отделе, так как в Макарьевском уезде «есть церкви очень бедные, которым приходится по постановлению местного исполкома выдавать на устройство церкви единовременную сумму».

В заключении отмечалось: «Остальная же работа Отдела по отделению церкви от государства происходит в настоящее время успешно».

Ведя речь о бедных храмах уезда, в деле имеются сведении о возводимой церкви в деревне Гродной. На это прихожане собрали в складчину 2500 рублей, которые просили Отдел «возвратить для дальнейшей постройки храма». Но церковь так и не появилась, а деньги властями были реквизированы.

Последний доклад заведующего Отдела относится к 25 июлю 1919 года. Вновь говорилось, что при проведении закона в жизнь, «было замечено среди населения непонимание декрета, который истолковывался по – разному, как-то: закрытие всех молитвенных домов, отобрание всего имущества и проч.». И это тормозило скорейшее проведение работ. Объяснялось это тем, что «вековая тьма не давала уяснить сущность и важность высокого значения принципа декрета». С этой целью Отдел усилил пропаганду: по уезду было проведено 35 митингов, 4 лекции и этим, якобы, были достигнуты «благожелательные результаты»[6].

Арзамасский отдел, образованный 15 июня, рапортовал в губернский Отдел, что им принято на учет пять монастырей: Алексеевский, Николаевский, Спасский, Высокогорский и Понетаевский, у которых отобраны капиталы в различных процентных бумагах на сумму 400 000 рублей. Говорилось, что активных черносотенцких выступлений с участием в них духовенства не наблюдалось, за исключением подпольной антисоветской агитации архиепископа Варнавы [Накропина – прим. автора], проживавшего в Высокогорском монастыре и священника села Выездной Слободы Веселовским, которого арестовали и отправили в московскую тюрьму[7].

В угаре борьбы с контрреволюцией происходили различного рода казусы, показывающие уровень людей, осуществляющей эту важнейшую для советской власти работу. Так, в селе Мухино Борской волости во время обыска в церкви, кроме всего прочего было изъято несколько бутылок церковного вина. Правда, на другой день оно было возвращено церкви[8].

Во время «ударной» работы, видимо, некоторые уездные Отделы перестарались и стали изымать из пользования приходов богослужебные предметы из благородных металлов. В декабре Отдел благородных металлов и ювелирного часового производства при Совете Народного Хозяйства вынужден был информировать нижегородцев, что «от нашего отдела, равно и от центра через нас, никакого распоряжения об отобрании из церквей предметов церковного обихода из благородных металлов сделано не было». А было лишь Обязательное постановление о предоставлении в Центр сведений о ценностях, хранящихся в церквах, музеев и дворцах, «но о конфискации или отобрании таковых там ничего не говорится». По-видимому, в провинции постановления были поняты «по – своему, или же темные лица распространяют все эти вздорные слухи с явно провокационной целью». Признавалось целесообразным вместе с центром «выработать опровержение этих слухов» и опубликовать его[9].

Первоначально, как свидетельствуют архивные документы, в Нижнем Новгороде культовые предметы, имеющие музейное значение, не изымались, а передавались на хранение общинам верующих. На первых порах эта «щадящая» политика большевиков в отношении горожан, стараясь не травмировать чувства верующих, объясняла и убеждала их в целесообразности декрета «Об отделении церкви от государства».

Однако одновременно не брезговали и принудительными мерами, конфискуя недвижимую и движимую собственность, прибегая к репрессиям в отношении несговорчивых православных и их духовных пастырей. По мере же укрепления советской власти религиозная политика стала изменяться, и не в пользу религиозных общин.

Что же касается богослужебных предметов из благородных металлов, то при совдепах создавались специальные Отделы для них и ювелирного часового производства. Они обязывались составлять особые описи золотых и серебряных вещей, для последующей их передачи Отделу благородных металлов Совета народных комиссаров.

Примечание:

1. ЦАНО. Ф. 1026. Оп. 1. Д. 11. Л. 25.

2. ЦАНО. Ф. 1026. Оп. 1. Д.1. Лл. 8–12.

3. Там же. Д. 2. Л. 14

4. ЦАНО. Ф.1026. оп. 1. Д. 2. Л. 17.

5. ЦАНО. Ф. 1026. оп.1. Д.18. Лл.5, 27 об., 82.

6. ЦАНО. Ф. 1026. оп. 1. Д. 1.

7. ЦАНО. Ф. 1026. оп.1. Д. 22. Лл. 2–3

8. Там же. Л. 29.

9. Там же. Д. 8. Л. 14.