23-24 мая 2015 г. представители Лысковской епархии посетили единоверческий храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы с. Малое Мурашкино. Богослужение там совершается по старому, дониконовскому, чину. После службы епархиальные сотрудники смогли побеседовать с настоятелем общины священноиноком (иеромонахом) Сергием (Гапоновым).

– Отец Сергий, думаю, для начала будет интересно узнать, что вообще такое единоверие и как оно появилось.

– Всем известно, что в XVII в. в Русской Церкви произошел раскол, т.е. часть русских людей не приняла новины патриарха Никона и ушла из-под его омофора. Это состояние продолжалось довольно долго, но старообрядцы понимали, что без трёхчастной иерархии Церковь существовать не может. Поэтому они всячески искали для себя епископа, который мог бы восстановить иерархию. В принципе, на протяжении всей истории старообрядчества до утверждения единоверия были попытки соединения с Церковью тех или иных отдельных общин. Допустим, в случае, когда воины-казаки просили у своих начальников, чтобы они имели свои часовни, свои молельные дома, где служили свои военные священники. Но они молились по старому чину.

И вот в 1800 г. московские старообрядцы все-таки обратились к митрополиту Платону (Левшину), который тогда был митрополитом Московским, с рядом пунктов, где они просили, чтобы Синодальная Церковь дала им епископа и священников и чтобы они могли молиться по старому обряду. Митрополит Платон подкорректировал данные пункты и отдал на рассмотрение государя-императора. 27 октября 1800 г. император Павел I подписал указ об утверждении единоверия. К сожалению, само слово «единоверие» не совсем корректно, потому что единоверцы всегда были и есть истинные чада Русской Православной Церкви, т. е. это не люди, которые находятся в расколе, а те, которые просто придерживаются иных обрядов, утвержденных пятью патриархами до Никона. Есть даже предание, что князь Владимир принимал Православие именно с этими обрядами.

Сейчас единоверцев довольно-таки мало, около 40 приходов по всей России. Один приход, принадлежащий Русской Зарубежной Церкви, есть в Америке. Нужно отметить, что до революции таких приходов было около 600, в том числе в нашей Нижегородской области были три монастыря (один мужской, два женских) и около 15 приходов. Сейчас в Нижегородской митрополии только два прихода: приход в с. Малое Мурашкино, который никогда не закрывался, и новый приход в Сёмино в Городецкой епархии, который появился в 2007 г. К сожалению, сейчас на эти два прихода один священник – я, но надеемся, что у нас будет появляться священство.

– Если человек впервые попадет в единоверческий храм, какие его отличия от новообрядного он заметит?

– В единоверческих храмах очень редко присутствуют бумажные изображения. Только если это бедный-бедный храм, тогда из-за бедности в нем ставят какие-то бумажные изображения. Все-таки иконопись на доске, красками – это важная традиция. VII Вселенский Собор говорит, что мы пишем изображения на жестких материалах и именно красками.

Очень редко мы встретим четвероконечный крест. В основном все кресты в единоверческих храмах восьмиконечные. Считается, что это канонический крест, на котором был распят Христос. Четвероконечный крест не приветствуется.

В облачении монаха присутствует круглая шапка и лестовка (чётки особой формы – К. Р.), которая является обязательной не только для монахов, но и для мирян. Если говорить о священническом облачении, то риза или фелонь (верхнее облачение священников – К. Р.) делается на пуговицах, потому что раньше всегда служили с длинной фелонью, а перед Причастием ее пристегивали, чтобы не мешать движению рук. Не все единоверческие священники носят наперсный крест, потому что он появился в более позднее время. До этого священники ходили без крестов. Пояс у священника бывает на металлической пряжке, на нем обязательно должны быть источники, символизирующие схождение благодати Святого Духа. Нарукавники или поручи делаются на пуговицах. У священника их семь, у протопопов девять, у архиереев двенадцать пуговиц.

Подручник, который используется при богослужении для совершения земных поклонов, также имеет определенную символику. На четырех его концах нашиваются квадратики, означающие четырех евангелистов, окаемка является символом Евангелия, которое евангелисты пронесли по всему миру. Сам подручник – это мир, верхняя его часть – это небо.

Двуперстное крестное знамение также глубоко символично. Соединенные вместе большой, безымянный и мизинец означают Пресвятую Троицу, средний и указательный – Исуса (именно так пишут и произносят имя Богочеловека старообрядцы – К. Р.) Христа. Немного согнутый средний палец символизирует схождение Бога на землю, прямой указательный показывает, что Он от земли поднялся на небо. Творя крестное знамение, единоверцы произносят Исусову молитву. Полагая персты на лоб, мы говорим «Господи», что означает, что Господь был на небе и всегда есть и будет. «Исусе Христе» – то, что Он сошел на землю; «Сыне Божий» – то, чтобы Он поставил нас одесную Себя на Суде; «помилуй мя, грешнаго» – избавь меня от шуияго (т.е. по левую сторону – К. Р.) стояния.

– Батюшка, расскажите, как Вы оказались в единоверии.

– Вообще я рос в безбожной семье, крестился уже в зрелом возрасте (мне было почти 20 лет), но, к сожалению, мой приход в Церковь не был окончательным. Только через пять лет, во время служения в рядах Вооруженных Сил, хотя тогда я не был человеком верующим, по каким-то внутренним тяготениям у меня появилось желание приобрести Библию. Однажды, разговаривая со своими сослуживцами, я сказал, что мне хотелось бы приобрести Библию, но я не знаю где. А они говорят: «Ну как же, у нас открылся новый приход (бывший вытрезвитель), там продают Священное Писание». Я пошел в этот храм, проходил сначала лабиринтами вытрезвителя, дошел до церковной лавки и купил зеленую Библию издания 1000-летия Крещения Руси, которая, кстати, стоит сейчас у меня в храме. Меня пригласили на службу. Я сначала смутился, но так как супруга у меня уехала и я остался совсем один, то решил пойти в церковь. С этого началось мое движение в Церкви. Возвратясь в Москву, я продолжил ходить в церковь. Сначала ходил в Данилов монастырь, потом стал ходить в храм Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симоново. Это древнейший храм Москвы, построенный в честь победы на Куликовом поле, в котором находятся останки Пересвета и Осляби. Но внутри у меня было стремление к какой-то полноте, было ощущение, что чего-то не хватает. Например, совершенно не зная Устава Церкви, следя за чтецом в храме во время постового чтения Псалтыри, я обратил внимание на то, что какие-то псалмы почему-то не читались. Первый час состоял не из трех псалмов, а из одного. После отпуста первого часа могло быть очень длинное песнопение, которое по уставу не положено, т. е. богослужебная жизнь была укорочена. В то время я начал ездить по монастырям, смотреть монастырские службы. После расставания с женой у меня всегда присутствовало желание стать монахом.

И вот однажды, гуляя по тихим улочкам Замоскворечья, я набрел на московский храм, который находился у усадьбы Аверкия Кириллова – это был первый каменный дом Москвы. Увидел вывеску «Институт культуры», а также людей, которые шли крестным ходом вокруг храма. Я удивился, перекрестился, ушел. Придя в храм Рождества Богородицы, я спросил об этом свечницу. Она ответила: «Это отец Кирилл, сходи туда к нему, помолись». Я пошел и увидел, что в храме нет света, мерцают свечи, поет только один головщик («регент» в старообрядческих хорах – К. Р.) каким-то очень странным распевом. После окончания вечерни была общая трапеза, куда пригласили и меня. Настоятель спрашивал у головщика о разных особенностях богослужения, тот рассказывал особенности (как я уже потом понял) старого обряда. Меня это смутило. После этого я около шести месяцев не появлялся на Берсеневке. Потом, когда у меня появился духовный отец, я спросил у него, можно ли ходить в этот храм. Он ответил: «Конечно, ходи». С этого времени я стал ходить на Берсеневку, где служба совершается по древнему чину. Сначала я был пономарем, потом стал уставщиком, а затем в конце стал диаконом. С этого начался мой вход в единоверие.

– Ваша история, как и ожидалось, не совсем обычная. А что, на ваш взгляд, приводит людей в единоверческие храмы?

– Думаю, что все-таки это любовь к древности. Я не говорю о традиционных единоверцах. Сейчас, в основном, наши храмы наполняют интеллектуалы, т.е. люди, которые хорошо знают историю Руси, которые понимают, что произошедшее при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне было неправильным. Некоторые даже считают, что был геноцид русского народа, потому что огромное количество совершенно беззащитных русских людей были замучены и истреблены. Понимая это, некоторые хотят прикоснуться к тем обычаям и обрядам, которые были до патриарха Никона.

Важный момент – богослужение. Каждый человек, который молится по-старому, любит богослужение и знает Устав, пусть и не в полной мере. Он живет Уставом. В древности ритм богослужения переходил в ритм бытовой жизни. Осознание этого присутствует и у современных людей. Многие единоверцы молятся дома не просто утренними и вечерними молитвами, но и добавляют себе какие-то другие правила. Причем это делают не обязательно стремящиеся к монашеству. Это может быть и семья. Вообще семья в старообрядчестве стоит намного выше, потому что они понимают необходимость преемства их традиций. Здесь семья – это малая Церковь, общая молитва не только дома, но и в храме, предстояние перед Богом. Это единение чувствуется в единоверческих храмах.

Знаменное пение тоже является приоритетом старого обряда. Многие говорят, что партес – это плохо, но, к сожалению, ничего не меняется. Люди ищут молитвенности, одухотворенности пения.

Есть еще один момент – отношение к священству. Когда долго не было священства, то к нему относились более почтительно, как и в древности. Почтение к архиерею сравнимо с почтением по отношению к Богу, причем не только у мирян, но и у священников. Например, когда мы берем благословение у архиерея, то делаем земной поклон. В архиерее мы видим образ Христа и высшего церковного начальства.

Когда в храме много народа, то таинство Исповеди смазывается, делается побыстрее. В единоверческих храмах людей мало, потому мы стараемся, чтобы исповедь была периодичной, даже если человек не причащается Святых Христовых Таин. Священник знает весь свой приход. Вообще значение общины в единоверии очень велико. Все основные вопросы решаются вместе. В новообрядчестве сейчас тоже идет движение к общинной жизни, но в единоверии это было всегда. Таким образом, люди, видя внимание к каждому и общую жизнь наших приходов, обращаются к древней традиции.

– А как воспринимают единоверие старообрядцы, не пребывающие в единстве с Церковью?

– К сожалению, для них мы такие же еретики, как и новообрядцы. Нас считают униатами, которые присоединились к Церкви, потерявшей благодать. Получается, что если Церковь, в которой мы находимся, безблагодатна, то и мы безблагодатны. В личных отношениях это практически никогда не показывается, но догматически мы являемся для них такими же, как и «никониане». Надо при этом отметить, что есть некоторые отступившие от нашей Церкви, которые ушли к старообрядцам. Они как неофиты относятся к единоверцам намного строже. А коренные старообрядцы относятся даже к новообрядцам по-иному: они все равно видят в них Церковь, хотя и не говорят этого во всеуслышание.

– Как старообрядцы объясняют свое нежелание возвратиться в Церковь?

– Во-первых, старообрядцы не признают обливательное Крещение за действительное. К сожалению, сейчас в нашей Церкви это встречается практически повсеместно. Это является огромным камнем преткновения, который не дает им возможности перейти к нам.

Во-вторых, они ставят истинность старого обряда выше, чем нового. Сегодня (в неделю святых отец – К. Р.) мы говорили, что Бог Отец и Бог Сын равночестны; также точно Собор 1971 г. признал оба обряда равноспасительными и равночестными. А старообрядцы не могут признать равночестность этих обрядов. То же самое касается и двуперстного и троеперстного крестного знамения: старообрядцы никогда не признают троеперстия.

Сокращение богослужения – это тоже камень преткновения. Бывает, что разговариваешь с соседом, и он говорит: «Мы только полунощницу прочитали, а в Троицком (Троицкий новообрядный храм в соседнем селе Большое Мурашкино – К. Р.) уже звонят отходную». Конечно, он, может быть, слегка утрирует, но по сути так оно и есть. Богослужение, повторюсь еще раз, очень важно для старообрядца, потому что оно переходит в его быт.

– Как единоверцы объясняют наличие двух обрядов? Как они относятся к патриарху Никону?

– Не только единоверцы, но и многие новообрядцы понимают, что с царя Алексея Михайловича и патриарха Никона началось западничество Руси. Русская знать, а затем и простые люди, стали больше смотреть на Запад, чем пользоваться своими обычаями. Есть сведения, что первый театр появился при дворе Алексея Михайловича. Никон это поддерживал. Совершенно безумная идея стать вселенским царем и вселенским патриархом, которая овладела этими двумя людьми, привела к краху русской истории. С приходом Петра I это только усилилось.

Также при них было впервые нарушено соработничество царя и патриарха. Сначала патриарх Никон сказал, что священство больше, чем царство, а потом царь Алексей Михайлович и за ним уже царь Петр Алексеевич заявили, что царство выше Церкви. А на Руси это было всегда параллельно: царь был духовным чадом патриарха, и они советовались друг с другом.

Что касается двух обрядов, то мы ссылаемся на тот же Собор 1971 г. Мы являемся чадами Русской Православной Церкви, и если Церковь на данном этапе это постановляет, то мы принимаем. Другое дело, что молиться одновременно и по старому, и по новому обряду – это невозможно. Когда я пришел в монастырь и стал благочинным, то я все равно по благословению настоятеля вводил в богослужение элементы старообрядчества, потому что я просто не мог по-иному. Мы не считаем новый обряд еретическим, как это делают старообрядцы, но все-таки довольно сложно воспринимать его как молитвенный. То же самое, наверное, будет и с новообрядцем, пришедшим в единоверческий храм: ему будет сложно молиться старым чином. Но мне кажется, что здесь важно найти некую «золотую середину», когда мы будем понимать друг друга. Сейчас я этого понимания, к сожалению, не нахожу. У большинства наблюдается какая-то боязнь старого обряда. Такого не должно быть. Мы открытые люди – всегда можно прийти посмотреть, спросить.

– Есть ли какие-то проблемы или несовершенства в жизни единоверцев?

– К сожалению, я не могу сказать, что все мои прихожане живут так, как я рассказывал. Есть люди, которые пришли к полному единению с Церковью в своей жизни: они приходят домой и остаются теми же, какими были в храме. Но в основном, выходя из храма, женщины снимают платок. А мужчины, например, не всегда хотят отпускать бороду. Для меня это большая скорбь (улыбается). Старообрядцы сейчас ужесточили свои правила и на соборе приняли постановление, которое запрещает причащаться тем мужчинам, которые не имеют бороды. Мы, конечно, до такого не доходим, но лично я, как пастырь, скорблю об этом.

– Вернемся к теме раскола. Единоверие является некоей переходной ступенью между старым и новым обрядом. Как вы считаете, есть ли какие-то перспективы у старообрядцев вне единоверия?

– Я не совсем согласен с тем, что единоверие является «переходным звеном» между старым и новым обрядами. Так считал митрополит Платон. Его взгляды не оправдались. Все-таки единоверцы – это часть старообрядцев, находящихся в лоне Русской Православной Церкви. Это важно понимать. Мы существуем не для того, чтобы привлекать раскольников, хотя это тоже присутствует: к нам часто приходят из беспоповских согласий. Но мне кажется, что мы нужны на данном этапе для того, чтобы люди оставались в Церкви, а не уходили к тем же белокриницким или новозыбковским (две иерархии старообрядцев – К. Р.) старообрядцам.

Что касается самих старообрядцев-поповцев, то они считают себя самодостаточной церковью, по-своему развиваются. Они считают, что если у них есть трёхчинная иерархия и таинства, к которым они прибегают, то, значит, это есть церковь.

Беспоповцы тоже пытаются активно развиваться: у них много молодежных движений, летних лагерей. Понятно, что беспоповцы находятся в большем тупике, чем поповское старообрядчество.

– Какова статистика возвращения в лоно Церкви из раскола?

– Трудно говорить о статистике. Например, в Сёмино сами беспоповцы захотели иметь приход. Недавно ко мне приходила пара из Лысково. Жена была поморка. Они решили повенчаться. Я присоединял эту женщину к Церкви. Пока до Причастия я не смог ее допустить, но я попросил, чтобы она пришла ко мне на Успенском посту подготовленной к причастию Святых Христовых Таин. Но венчание я все равно провел. Теперь они оба православные. Я, к сожалению, не вел статистику, но, наверное, за десять лет моего служения здесь я присоединил около 15 человек.

– Спасибо, батюшка. В заключение нашей беседы просим вас сказать напутственное пожелание.

– В сегодняшнем Евангелии было сказано, что мы должны быть едины как Отец и Сын. Это единение в Боге, во Христе, должно быть у каждого христианина. Конечно, без Церкви спасения нет. Есть желание, чтобы все люди, находящиеся по каким-либо причинам вне Церкви, приходили в нее, получали благодать Святого Духа и верили в то, что Христос придет на землю в Своей славе и будет судить живым и мертвым. А нам – оказаться одесную Его, а не ошуюю. Помогай всем Бог. Простите Христа ради.

24 мая 2015 г.

Беседовал Киянов Роман.