30 мая исполнилось 95 лет со дня кончины Константина Васильевича Розова — единственного священнослужителя в истории Русской Церкви, нареченного Великим архидиаконом. Это был человек крепкой веры и необыкновенного таланта. До революции 1917 года Розова знала вся страна. Потом пришли годы гонения и забвения. Но с начала девяностых началось возрождение памяти о Константине Васильевиче. Появились статьи, пластинки и аудиокассеты с его голосом. В 1993 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II был проведен 1-й Международный праздник диаконского искусства имени Константина Розова, ставший ежегодным. В 1998 году дочь Великого архидиакона издала книгу об отце. Предлагаем вашему вниманию отрывки из этой книги.

Бурсак

Священником прихода села Жданова Симбирской губернии Курмышского уезда (ныне Пильнинский район Нижегородской области) был отец Василий Степанович Розов. 10 февраля 1874 года супруга батюшки Мария Хрисанфовна родила первенца, которого назвали Константин. К сожалению, семья рано осиротела — без отца остались шестеро детей.

Начальное образование Константин получил в сельской школе, а в 1883 году его определили в Алатырское духовное училище, по окончании которого в 1889 году он направляется в Симбирск. Здесь, в духовной семинарии, Константин Розов продолжает образование. Многолетний тяжкий труд учащегося «на казенном содержании», именуемого в ту пору «бурсак», запомнился ему на долгие годы. В памяти сохранилась бесшабашность бурсаков. Они смело использовали одаренность своего «собрата» Кости, принуждая его к различным проделкам. Проявляя свою богатырскую силу, он на спор переплывал Волгу, тушил голосом зажженную керосиновую лампу.

Большой отрадой для семинариста было участие в архиерейском хоре Троицкого собора Симбирска. По окончании семинарии в 1895 году Константин Васильевич был определен псаломщиком ко Всехсвятской церкви, где в 1896 году он венчался с купеческой дочерью, девицей Любовию Ивановной Полововой, жительницей Симбирска. В августе этого же года епископом Симбирским и Сызранским Никандром он «определен на диаконскую вакансию к Симбирскому кафедральному Троицкому собору, а 13 сентября 1896 года был рукоположен в сан диакона».

В эти годы в России, как известно, после длительного влияния западноевропейской культуры усилилось возрождение традиций древнерусского искусства. Собиратели редких голосов обратили внимание на певческий талант Розова и пригласили его в Москву. В 1898 году Высокопреосвященнейшим митрополитом Московским и Коломенским Владимиром (Богоявленским) Розов был «определен на штатное диаконское место к Московскому кафедральному Христа Спасителя собору». Затем, резолюцией того же, ныне причисленного к лику святых митрополита Владимира, от 8 ноября 1902 года, Константин Васильевич был определен к Большому Успенскому собору и возведен в сан протодиакона.

Камертон для диакона

«В 1903 году, во время одного из посещений Москвы, на богослужении при участии Розова присутствовала императорская семья, — вспоминает Александр Петрович Смирнов (в те годы — певчий Синодального хора Успенского собора. — Ред.). — В августе того же года «Всемилостивейше пожаловано ему из Кабинета Его Императорского Величества золотые часы с золотой цепью». По-видимому, император выразил желание видеть Розова протодиаконом при соборе Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. Однако столичная жизнь весьма тяготила моего отца. В 1907 году он обращается к священноначалию с просьбой вернуться в Москву, в Успенский собор.

Здесь он обретает широкое народное признание. Александр Смирнов вспоминает об этой поре: «В незабываемое десятилетие этого века в Москве существовали четыре достопримечательности: Художественный и Большой театры, Третьяковская галерея и Синодальный хор. Трудно было приобрести билеты в эти театры, зато всегда и для всех были доступны Третьяковская галерея и Большой Успенский собор в Кремле, где пел Синодальный хор и служил необыкновенный протодиакон Константин Васильевич Розов. И если в Москве кумирами в основном образованной публики были Шаляпин и Качалов, то Розов являлся всеобщим любимцем».

Своеобразной иллюстрацией к сказанному является статья «Чин православия» в газете «Время» от 28 февраля/12 марта 1916 года о торжественном богослужении в Кремле: «Воскресная служба в Неделю православия в Успенском соборе издавна привлекает массу молящихся. К этому дню готовятся не только московские ценители диаконских низких голосов, но съезжаются даже из далеких местностей России. В это воскресенье происходит в Московском Успенском соборе торжественная служба — «Чин православия», во время которого соборным протодиаконом, кроме «вечной памяти», многолетий, провозглашается анафема отлученным от Православной Церкви. Прослушать-то эти провозглашения и собираются любители. Многие приносят с собой камертоны и, затаив дыхание, следят, не понизил ли протодиакон при том или другом из своих провозглашений. В настоящее время протодиакон Розов превзошел всех своих предшественников и пользуется необычайной популярностью».

«Это был прекрасный, необыкновенный по тембру бас-профундо бельканто исключительного звучания, без каких-либо хрипов и качаний, — вспоминает Смирнов. — Полная уверенность и спокойствие. Поэтому не помню ни одного срыва на высоких нотах при полном звучании голоса в многолетии. На низком звуковом диапазоне никогда «не давился», всегда знал свои возможности».

Архидиаконское миссионерство

В 1913 году Константин Розов был приглашен за границу на торжественное освящение храма-памятника русским воинам в Лейпциге. Это событие нашло яркое отражение в чрезвычайно интересном повествовании протопресвитера Русской армии и флота Георгия Шавельского в его воспоминаниях, изданных в Нью-Йорке в 1954 году.

«В сентябре 1913 года обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер сообщил мне о желании государя поручить мне освящение храма-памятника, сооруженного в Лейпциге в память русских воинов, погибших в битве народов 5/17 октября 1813 года, — пишет отец Георгий. — Я высказал, что следовало бы командировать в Лейпциг лучшего нашего протодиакона Константина Васильевича Розова и Синодальный хор.<…>

Особенное внимание немцев привлекал протодиакон Розов. Красавец-брюнет с прекрасными, падающими на плечи кудрями, огромного роста — 2 аршина 14 вершков, а весом, как уверяли, чуть не 12 пудов. Немцы же у меня спрашивали: «Это у вас самый большой человек?» «У нас много гораздо больших», — отвечал я. Но для большего любопытства с нами почти неразлучно появлялся генерал Некрасов — очень типичная фигура с чрезвычайно быстрыми глазами и огромной, широкой, придававшей ему необыкновенно свирепый вид бородой. <…> С появлением нашего «трио» движение публики останавливалось (это факт), и матери пальцами указывали своим детям на протодиакона Розова. <…>

Накануне торжества у меня с генералом Жилинским и другими членами миссии происходило совещание о деталях торжества. Генерал Жилинский очень беспокоился, как бы протодиакон Розов своим могучим голосом не оглушил Вильгельма. «Скажите Розову, — просил меня Жилинский, — чтобы он не кричал. У Вильгельма больны уши. Не дай Бог лопнет барабанная перепонка — беда будет!» Я передал это Розову. Тот обиделся: «Зачем же тогда меня взяли? Что ж, шепотом мне служить, что ли? Какая же это служба? — ворчал он. — Нет уж, отец протопресвитер, благословите послужить по-настоящему, по-российскому!» «Валяй, Константин Васильевич, Вильгельм не повесит, если и оглушишь его», — утешал я Розова. <…>

Розов превзошел самого себя. Его могучий голос заполнил весь храм; его раскаты, качаясь и переливаясь, замирали в высоком куполе. Богослужение наше очаровало иностранцев. Вильгельм, — рассказывали потом, — в течение этого дня несколько раз начинал разговор о Русской Церкви, о Розове, о хоре.

Душевная щедрость моего отца бескорыстно и сердечно проявлялась во всем. Приведу разговор, услышанный в троллейбусе Москвы 1970-х годов. Проезжая через Каменный мост, пассажиры рассказывали: «Раньше Каменный мост был небольшой, и вот бежит по мосту корова, а за ней хозяйка. Навстречу ей идет Розов. Она кричит ему: «Батюшка, останови телку!» А он как гаркнул — корова и сиганула в Москву-реку. Женщина плачет, причитая: «Что ж ты, батюшка, сделал? Ведь она моя кормилица!» А Розов, извиняясь, достал из кармана деньги и отдал ей. Та увидела и ахнула: «Батюшка, на эти-то деньги три коровы можно купить!..»

Мой отец был простым, отзывчивым человеком, помогал, чем мог, людям, участвовал во многих благотворительных концертах: в Комитете общества благоустройства средних учебных заведений, госпиталях, в сольном духовном концерте в Горно-коммерческом клубе Луганска и других городах.

Наречение

«Вскоре мой отец был удостоен звания Патриаршего архидиакона с вручением двойного ораря и камилавки, о чем торжественно сообщалось в официальной прессе — газете «Московский листок» от 18 января 1918 года в разделе «Церковные вести» под заголовком «Возведение в сан архидиакона»: «Согласно предложения Патриарха Тихона протодиакон Большого Успенского собора К. В. Розов возведен в сан архидиакона и на него был возложен особой формы орарь». Это событие нашло отражение и в зарубежной прессе. В статье «Московские протодиаконы» А. Алексеев пишет: «После восстановления Патриаршества Патриаршим архидиаконом стал знаменитый Константин Розов — фигура колоритная, исключительно одаренный артистически человек с громоподобным голосом, натура целиком народно-традиционная».

Когда же состоялось наречение в Великого архидиакона, огромный, блистательный Храм Христа Спасителя был переполнен. Говорят, собралось свыше 15 тысяч человек. Святейший Патриарх Тихон возглавил это торжество.

Проходило чествование юбиляра от различных депутаций и концертное выступление знаменитых артистов Государственного Большого Театра и прославленных коллективов России — хоров Н. М. Данилина и П. Г. Чеснокова.

Среди многочисленных приветствий и поднесенных адресов от разных церквей, организаций и почитателей таланта Константина Васильевича был адрес «Своему дяде Косте признательная Москва». Это своеобразный подарок — огромная папка-альбом с серебряной пластиной, прекрасно исполненной в традиции московской черни по серебру, с монограммой в виде узорного вензеля юбиляра и фигурой дьяка у Кремлевской стены, держащего поздравительный свиток. Знаменателен его текст:

«…Ныне, в день 25-летия Вашего служения перед алтарем Господним, мы с теплой верой в Творца и беспредельной благодарностью к Вам, Его служителю, вспоминаем то благоговейное наслаждение, которое доставляло Москве Ваше исполненное задушевной веры служение. За последнее время не совершалось в столице ни одного торжественного богослужения, где бы ни славил Господа могучий, одухотворенный голос Патриаршего архидиакона, но, наряду с этим, мы, московские жители, не можем не отметить и того чисто человеческого, полного братской любви отношения Вашего к мирянам, которое снискало Вам задушевное, от самого сердца идущее и свободное от всякой официальности имя «Дяди Кости». Всей православной Руси ведомо имя архидиакона Константина Васильевича Розова, но имя «Дядя Костя» будет всегда жить в сердцах жителей Москвы и ее окрестностей… Низкий поклон Вам от благодарных москвичей…»

Были и адреса от «Московской семьи о. о. диаконов», от сослуживцев Успенского собора в Кремле, от Московского епархиального совета, рабочих и служащих Государственного завода №2, рабочих Московского Кремля и многих других почитателей таланта Константина Васильевича. Теплое поздравление он получил от К. С. Станиславского, В. И. Немировича-Данченко и корифеев Московского Художественного театра: «Просим принять наше приветствие как почитателей Вашего могучего голоса и чуткого таланта, по случаю 25-летнего юбилея Вашей деятельности. Он дорог нам еще и тем, что Вы Ваше дарование принесли на сцену Московского Художественного академического театра, принимая участие в пьесах «Каин» Байрона и «Царь Федор Иоаннович» А. Толстого».

Творить благо

В тяжелое послереволюционное время Константин Васильевич, бедствовавший сам, старался помогать другим людям, которые, казалось, уже потеряли всякую надежду. В 1993 году в журнале «Москва» были опубликованы отрывки из дневников 1917–1919 годов В. А. Михайловского, бывшего старшего хранителя Государственного центрального театрального музея им. А. А. Бахрушина.

Одна из записей повествует о чудесном событии, происшедшем в августе 1919 года: «Среда, 6 августа (24 июля). Несколько дней тому, в дождь, голодный, я шел в городе и около Тверской искал вегетарианскую столовую. Впереди меня под проливным дождем медленно двигалась величественная фигура духовного сана. Поравнявшись с ней, я обратился с вопросом, не знает ли он, где здесь находится вегетарианская столовая. Фигура повернулась ко мне, и я увидел симпатичное открытое лицо. «А зачем вам эта столовая?» — спросил он, пристально глядя на меня добрыми глазами. Удивленный этим вопросом, я ответил, что хочу есть. «Так зачем вам ходить в столовую? Позвольте предложить вам хлеба». Предложение это меня еще более удивило. Я поблагодарил, но отказался. Он стал убеждать, говоря, что у него хлеба вдосталь. Добрые люди снабжают его им в избытке, и он счастлив бывает, если может поделиться с голодным. Его слова были так убедительны, что я не мог больше отказываться, тем более что был очень голоден, и согласился принять. Зайдя под ворота, он вынул из сумки большую булку из просфорного теста, такую вкусную, о какой в последнее время можно было только мечтать». Этим благодетелем был Великий архидиакон.

Во время проведения торжества в честь своего наречения Константин Розов обратился к собравшимся с кратким словом. Выразив сердечную благодарность, он сказал: «Я волжанин и сердечно прошу вас оказать помощь голодающим Поволжья, моей родине…» Все собранные средства были переданы государству.

Мысль о родине, постигшем ее несчастье, глубоко волновала отца Константина. Он организует и участвует многократно в концертах «в помощь голодающим Поволжья» в разных городах страны, скромным свидетельством чему является «Удостоверение», где сказано: «Дано сие архидиакону Розову Константину Васильевичу в том, что 21 августа с/г принял участие в службе литургии в церкви Гребневской иконы Божией Матери на ст. Клязьма по Северной ж. д. и широко организовал среди молящихся сбор в пользу голодающих, за что церковная община приносит ему глубокую благодарность как инициатору и главному организатору этого великого, святого и государственного дела».

Новый репертуар

После закрытия Успенского собора в Кремле все торжественные богослужения в Москве совершались в Храме Христа Спасителя с непременным участием архидиакона Розова. Кроме того, мой отец охотно и много служил в различных церквях по приглашению.

В послереволюционные годы многое менялось в государстве, в жизни Православной Церкви. Однако Розов неизменно оставался безгранично преданным служению Церкви и Патриарху Тихону, ныне причисленному к лику святых. Особо благостное настроение всегда сопутствовало ему при совершении богослужения Святейшим Патриархом. Следует заметить, что Святейший удивительно по-отечески, с большой теплотой относился к моему отцу, зная его истинно русскую натуру и ее особенности.

Интересны рассуждения об этом в литературе русского зарубежья. «Нужно сказать, что Розов, несмотря на массу выгоднейших в материальном отношении предложений «живоцерковников», твердо оставался верен Патриарху Тихону, дошел до нужды, должен был даже продать для жизни драгоценный для него реликвий, часы — подарок государя, но убеждений не изменил».

Новые условия жизни побудили Розова обратиться к концертной деятельности. Он и ранее выступал с концертами, но теперь ему пришлось расширить свой репертуар, в котором наряду с духовными песнопениями появились и светские произведения. Примечательно, что это получило отклик в среде музыкантов. Композитор Кочетов специально аранжировал свой романс «Я мужик» на слова Леонова и, с надписью «Глубокоуважаемому Константину Васильевичу Розову от автора. 13 октября 1922 г.», преподнес отцу. Но преобладали в репертуаре широко известные русские песни: «Лучина», «Татарский полон» Балакирева, «Утес на Волге» Навроцкого, «Из-за острова на стрежень» Соколова… А также классические произведения: «Благословляю вас, леса» Чайковского, «Калистрат» Мусоргского, «Ночной смотр» Глинки и многие другие.

Не оставляя церковного богослужения, Розов становится солистом Московской государственной академической капеллы и концертирует вместе с артистами Московского Большого театра и Петрограда в городах России.

Припоминается рассказ артиста Московского Большого театра Николая Гайдамакова об их совместном путешествии. Во время гастролей в Архангельске в гостинице, где размещались приехавшие гости, появился человек в военной форме и спросил Розова. Получив ответ, что тот на прогулке, пришедший сказал, что зайдет позднее. Когда об этом сообщили Розову, последовала реплика: «За мной!» Но оказалось, что это было приглашение дать концерт на Соловках.

Прощание

Благородная русская натура, Константин Васильевич Розов, по-христиански лишенный ханжества и стяжательства, претерпевал немало жизненных невзгод. Весна 1923 года. Трудные дни, заболевание сердца. Лечит отца известный профессор Зеленин. Папа решил продать свою шубу, и мы отправляемся на Смоленский рынок. Быстро совершилась операция в какой-то лавке. Затем на извозчике мы едем к Новодевичьему монастырю. И здесь в философском раздумье, на лоне природы, возникла мечта о возвращении в родное Жданово, в тишину сельской жизни. Затем последовал март 1923 года, последний концерт «Духовных песнопений» в Большом зале Московской консерватории.

У москвичей его кончина вызвала глубокую печаль. Проникновенны воспоминания Александра Петровича Смирнова о первой панихиде в храме бывшего Крестовоздвиженского монастыря: «Сказанное архиепископом Трифоном (Туркестановым) прощальное слово полно было печали и сожаления о ранней смерти Константина Васильевича. Запомнилось мне сказанное архиепископом Трифоном, что покойный Константин Васильевич относился к вере очень непосредственно, «подобно ребенку». Да, и это верно! Гроб с телом Розова несколько дней находился в храме, и ежедневно совершалось несколько панихид в многочисленном присутствии почитателей Великого архидиакона.

3 июня по новому стилю Церковь отмечает день московской святыни — Владимирской иконы Божией Матери, находившейся в Успенском соборе Московского Кремля, а также день памяти равноапостольного царя Константина, и случилось, что похороны Константина Васильевича были в 1923 году именно в этот знаменательный день. Гроб был установлен в храме Большое Вознесение у Никитских ворот. Литургия и отпевание были длительными, но москвичей подвигала любовь к Константину Васильевичу, а также желание показать свою приверженность Православной Церкви. Народом были заполнены обе прилегающие к храму улицы. Катафалк, запряженный двумя парами лошадей в белых попонах, направился на Ваганьковское кладбище в сопровождении тысяч благодарных людей».

По воспоминаниям истинно русского художника Корина, поток людей шел от храма Вознесения до зоопарка. Корин называл отца «Наш народный герой».

К 100-летию со дня его рождения в 1974 году Московская патриархия установила на могиле памятный крест белого мрамора с надписью: «Великий архидиакон Константин Васильевич Розов». Люди оставляют здесь цветы.

Подготовила Надежда Муравьева по материалам, предоставленным архимандритом Тихоном (Затёкиным)