Реформы 60-70 годов XIX в. привнесли свои коррективы и в миссионерскую деятельность церкви. Отмена крепостного права способствовала распространению старообрядчества, что определило необходимость внесения корректив в политику самодержавия по отношению к церкви. Численность старообрядцев в 80-е годы XIX в. составляло более 1,6 млн[1] (в 50-е годы XIX в. эта цифра составляла 1,2 млн человек). Рост численности старообрядцев нашел свое отражение и в официальной политике. Так, Особый комитет по делам раскольников в 1864 г. издал высочайший указ, который легализировал часть (менее опасных) раскольников, наделил их гражданскими правами, а в 1874 г. был издан указ, который разрешил старообрядцам гражданскую метрическую запись. Все это свидетельствовало о компромиссной политике правительства и юридическом признании старообрядцев[2]. Уже в 1875 г. комиссия МВД по делам раскольников получила директиву: «Мероприятия правительства по отношению к расколу хотя и не должны носить по себе характера преследования его, что в то же время не могут быть направлены к послаблению, а тем менее к правительству раскола»[3]. И 3 мая специальный комитет обнародовал новый закон о старообрядцах. Закон разрешал старые обряды в частных домах, на кладбищах, но без облачения «уставщиков и наставников»[4]; были прекращены преследования старообрядческих священнослужителей. Министерство внутренних дел наделялось полномочиями по надзору за выполнением закона[5]. Закон вобрал в себя новые прогрессивные веяния и разрешил раскольникам участвовать в выборных городских учреждениях[6]. Одним из объяснений коренного перелома в политике правительства по отношению к старообрядцам может служить их поведение во время Польского восстания, когда старообрядцы Рогожского кладбища и беспоповцы Преображенского богадельного дома прислали царю верноподданные письма. Ответным знаком власти стал прием делегации старообрядцев в белом зале Зимнего дворца, где император Александр II сказал: «…Вы мои дети, а я – Ваш отец и молю бога за вас так же, как и за всех, которые также, как и вы, близки моему сердцу»[7].

Отход от церкви после отмены крепостного права стал массовым. Например, известен доклад священника села Шутилова Лукояновского уезда Ионна Звездина от 14 октября 1876 г., в котором было отмечено, что 218 прихожан не приходят в храм исповедоваться и «приобщаться святых тайн», среди оных были и раскольники. Надо сказать, что многие из прихожан не были на исповеди более одного года[8].

Для исправления ситуации Церковь создавала сеть миссий, которые в своей работе руководствовались правилами Синода. Миссионеры вели беседы, открывали школы, библиотеки, опровергали устои религии иноверцев, читали проповеди. Миссионерская деятельность церкви подкреплялась административно-судебными мерами. Священники-миссионеры проходили серьезную подготовку по антикатолическим и антимусульманским курсам [9]. Действиями миссионеров руководили союзы и братства миссионеров, которые выпускали свои печатные издания: «Миссионерское обозрение», «Православный благовестник». Церковь через беседы и «увещевания», которые должны были проводить все священнослужители, агитировала и старообрядцев.

Борьба с раскольниками проходила и в Нижегородской епархии, где отличился своей миссионерской деятельностью епископ Нижегородский и Арзамасский Макарий. Он не прибегал к репрессивным методам борьбы, а в полемике доказывал правоту официальной церкви и поддерживал дружбу с некоторыми из старообрядцев. Его проповеди были новы и доступны прихожанам[10]. Макарий, учитывая географическое положение Нижегородской губернии, отличался веротерпимостью к иноверцам, но «возносил хвалу православию и объяснял его правильность и необходимость»[11]. Дипломатичность Макария исключила столкновение иноверцев в Нижегородской епархии. Показательно «слово» Макария 7 июня 1884 г., когда произошла стычка с евреями: «…Ты человек ли это город, столь славный и знаменитый перед другими городами?.. Ты своими руками терзал невинных иноверцев во время мира…»[12]. «Слово» Макария стало известно астраханским евреям, которые прислали ему благодарственные грамоты. Речь Макария была переведена на еврейский язык и разослана по синагогам Европы (переведена на немецкий язык в Германии)[13]. В 1881 г. Макарий добился перевода богослужебных книг на татарский язык: Деяния Апостольские, Четвероевангелие, молитвенники и так далее[14].

Макарий был прав, так как «в иноверских приходах церковное богослужение на родном языке для прихожан составляет действенное средство»[15]. Несмотря на усилия Православной церкви, в 60-е годы XIX в. в России насчитывалось до 5 млн чел., которые исповедовали ислам – это народы Кавказа и Поволжья[16]. Тифлисский военный губернатор Сипягин приводит цифры обращённых в православие народов Кавказа – 62244 чел. в 70-е годы XIX в. Надо сказать, что горцы при крещении получали по 10 аршин холста и поэтому некоторые по непонятным причинам крестились по нескольку раз. Но попытки новообращённых вернуться в старую веру сурово пресекались[17]. Гораздо более прочные позиции, чем мусульмане, в России занимала лютеранская церковь. Во многом это объяснялось прямым покровительством, оказываемым лютеранам со стороны царствующей династии, а также значительным влиянием немецко-балтийской аристократии при дворе, в основном исповедующей лютеранство. В 1832 г. был утверждён «Закон о Евангелическо-Лютеранской церкви в России». Этим законом в Санкт-Петербурге был создан главный орган – Генеральная консистория, во главе которой стояли назначаемый президент (светское лицо, обычно юрист) и вице-президент (духовное лицо, получившее звание генерального суперинтенданта). В составе консистории было два духовных и два заседателя. Через министра иностранных дел Генеральная консистория подчинялась непосредственно императору, он же утверждал всех её членов. В России вводилось восемь локальных консисторий, подчинявшихся Генеральной консистории и устроенных по её подобию. Петербургская консистория охватывала запад европейской части, а Московская – территорию от Москвы до Тихого океана. Шесть остальных располагались в Прибалтике. Лютеранская церковь, по существу, стала государственной церковью. Конечно, она не приравнивалась к Православной церкви, но были ослаблены требования об обязательном переходе в православие в случае занятия определённых должностей в государственном аппарате России, что категорически не допускалось для мусульман и иудеев.

Особое место в процессе миссионерства занимают православные братства, чья роль до конца ещё не исследована в отечественной науке. Говоря о роли православных братств, следует сперва коснуться самого понятия братства. В состав братства входили в основном светские люди с целью удовлетворения своих религиозных потребностей. Во второй половине XIX в. церковная жизнь становится все более заформализованной и лишь братство являлось ответом на внеслужебную активность. Девизом братств стало: «Дело – живая вера». Классифицировать братства можно, согласно сфере их деятельности: миссионерские, или катехизаторские; церковно-устроительные, которые занимались вопросами попечения храма; благотворительные братства; просветительные братства.

Братство как явление своими корнями уходит в далекие языческие времена, когда подобные объединения назывались братчинами (брак – пир по др. рус. Ипатьевская летопись). На первоначальном этапе это была языческая общность, но со временем это переросло в промысловое объединение, когда купцы опекали ту или иную церковь, в обмен за это церковь предоставляла свои подвалы под хранение товара, мер, весов и так далее. Каждое братство имело свой устав, совместные молитвы, свой товарищеский суд. Братства были либо чисто религиозными, либо в виде промысловых цехов (одновременно религиозные), например, в Польше вплоть до конца ХУІ в. православные и католики устраивали совместные братства. Особую роль играл и такой вид братств, как религиознооборонительное, например, Запорожская сечь, членами которой было успешно организовано сопротивление в ходе русско-польской войны ХУІІ в.[18]. Ко второй половине XVII в. братства исчезли, так как их влияние стало соперничать со светской властью, которая стала опасаться их популярности (оборонительные братства были запрещены после подавления восстания Е. Пугачева). Уже в 1864 г. Александр II подписал «Закон о православных церковных братствах», который придавал братству официальный статус и расширил правовое поле, представив возможность для полноценной деятельности организаций подобного рода. Появление православных церковных братств было вызвано усилением иностранной религиозно-идеологической экспансии в эпоху реформ Александра II. Русское общество, озаботившись данной проблемой, среди прочих вариантов противодействия католическим и протестантским миссионерам нашло достойным применения опыт сельских крестьянских братств, существовавших в Западной России. Закон 8 мая 1864 г. издавался для упорядочения де-факто существующих объединений – православных церковных братств. Согласно «Закону о православных братствах» Братствами именовались «общества, состоящие из православных лиц разного звания и состояния для служения нуждам и пользам Православной церкви». Братства имели свою символику (хоругвь – своего Святого покровителя) и документы (книги-синоды, в которые заносились имена живых и умерших членов братства, которых поминали в молитвах). Закон разрешал и другой вид церковного союза – приходские попечительства. Архивы Нижегородской епархии показывают, что в Нижегородской губернии православные братства существовали с 1869 г. Уже к 1917 г. в Нижегородской епархии было создано не менее 16 братств, среди них: «Александро-Невское братство» (Балахна с 1869 г.), епархиальное братство «Св. Георгия-И Всеволодовича« (г. Н. Новгород с 1884 г.), «Иоанно-Дамаскинское« братство (г. Н. Новгород с 1912 г.), братство «Кирилла и Мефодия« (г. Арзамас с 1870 г.), братство «Кирилла и Мефодия« (Княгинин с 1887 г.), братство «Кирилла и Мефодия« (г. Н. Новгород с 1870 г.), братство «Макария Желтоводского« (Лысково с 1891 г.), «Мининское« братство (г. Н. Новгород с 1872 г.), братство «Покрова Пресвятой Богородицы« (село Большое Мурашкино с 1887 г.), братство «Преподобного Макария» (г. Н. Новгород, Канавинская слобода с 1875 г.), братство «Преподобного Сергия» (г. Арзамас с 1908 г.), братство «Пресвятой Богородицы» (Балахна с 1869 г.), епархиальное братство «Святого Креста» (Н. Новгород с 1875 г.), братство «Алексея, Человека Божия» (г. Н. Новгород с 1912 г.), братство «Спасского прихода» (г. Н. Новгород с 1913 г., «Спассо-Преображенское» братство (г. Н. Новгород с 1917 г.). Статистика показывает, что число братств постоянно росло. Например, в 1880 г. в России существовало 63 братства, в 1893 г. – 159 братств, в которых состояло до 37 тыс. братчиков и их общий капитал был равен 1630 тыс. руб., а к концу XIX в. в России насчитывалось более 700 братств, т.е. рост составил примерно по 26 братств в год. Главный вопрос, который стоял перед братствами, – это образование и просвещение. В рамках закона 1864 г. братствам разрешалось открывать частные школы. Первоначально школы открывались такими братствами, как Макарьевское, Мининское, Александро-Невское, Кирилло-Мефодьевское – они открывали школы в Княгинино, Арзамасе и так далее. А затем епархиальное братство «Георгия Всеволодовича» возглавило и открывало школы в Нижегородской епархии. Одним из детищей братства стала Нижегородская мужская гимназия. В школы многих братств принимали детей разных конфессий, (например, в школы Мининского братства), учащимся платили стипендии, среди которых были именные, когда, например, тот или иной купец-братчик перечислял часть своего состояния на счёт братства. Помимо общеобразовательных школ открывались и ремесленные училища. Братства ходатайствовали за своих учеников и в дальнейшей их судьбе. Среди братчиков Нижегородской епархии были такие известные люди, как губернатор Баранов, некоторые старообрядческие купцы – Башкировы, Блиновы, князь Долгорукий, Балакирев, фотограф Карелин, будущий патриарх Сергий, Гациский и многие другие. Многие купеческие семьи передавали свои дома в дар братствам, например купцы Зайцевы. География распространения братств постепенно росла и уже к 1884-1885 гг. в Китае было открыто отделение «братства Кирилла и Мефодия».

Конец XIX – начало XX вв. стали благоприятным периодом для развития общественно-религиозных объединений. Именно в этот период братства внесли значительный вклад в просвещение населения, организовывали материальную поддержку воспитанников учебных заведений, внесли вклад в сохранение памятников культурного наследия. К сожалению, после 1917 г. число братств, в силу социально-политических изменений, резко сократилось, но еще некоторое время благотворительные братства продолжали существовать[19].

Литература:

1. Братолюбие да прибывает. Н. Новгород: Типография Муратова, 1917.
2. Государственный архив Нижегородской области, ф. 570, оп. 559, к. 1881, д. 1, л. 10.
3. Там же, л. 12.
4. Государственный архив Нижегородской области, ф. 570, оп. 559, к. 1875, д. 19, л. 8; д. 24, л. 14.
5. Там же.
6. Государственный архив Нижегородской области, ф. 570, оп. 559, к. 1875, д. 30, п. 9.
7. Государственный архив Нижегородской области. ф. 570. оп. 559. к. 1876. д. 117, л. 12-13.
8. ЛитвакБ.Г. Русское православие: вехи истории. М., 1989. С. 370.
9. Там же.

10.Нижегородские епархиальные ведомости. 1 августа 1875. С. 481.

11. Нижегородские епархиальные ведомости. 1 июля 1869. С. 406.
12. Полисадов Г. Высокопреосвященный Макарий, бывший архиепископ Донской и Нижегородский. Н. Новгород, 1895. С. 13.
13. Птокский В.С. Русское православие. М., 1889. С. 101.
14. Слова и речи… Макария, 1895. С. 8.
15. Там же. С. 299-300.
16. Смирнов Н.А. Миссионерская деятельность церкви // Русское православие: вехи истории. М., 1989. С. 438.
17. Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 443.
18. Церковные братства // Энциклопедия Брокгауза и Эфрона. Т. 38. 1903. С. 98.
19. Цит. по: Памяти Высокопреосвященного Макария, бывшего Архиепископа Донского и бывшего Епископа Нижегородского. Н. Новгород, 1882-1885. Вятка, 1886. С. 8.

Статья с сайта «КиберЛенинка»: https://cyberleninka.ru/article/n/zakonodatelnoe-regulirovanie-deyatelnosti-tserkovnyh-bratstv-russkoy-pravoslavnoy-tserkvi-v-usloviyah-poreformennoy-rossii-vtoroy